Шейдемана…

Теперь он уже не может думать только о том, что его окружает, об этом тихом, солнечном утре, о поэзии северной осени. Да, все это прекрасно, если бы не было на свете зла, горя, насилия, угнетения человека человеком…

Ранней весной 1916 года он писал из Орловской каторжной тюрьмы:

«И даже тогда, когда тоска одолевает меня, все-таки в глубине души я сохраняю спокойствие, любовь к жизни и понимание её, себя и других. Я люблю жизнь такой, какая она есть в её реальности, в её вечном движении, в её гармонии и в её ужасных противоречиях. И глаза мои видят ещё, и уши слышат, и душа воспринимает, и сердце не очерствело ещё. И песнь жизни живёт в сердце моем…»

Среди фотографий Дзержинского есть одна, на которую нельзя смотреть без волнения. Этот снимок сделан тюремным фотографом Орловского каторжного централа в

1914 году. Дзержинский с измождённым лицом, но во взгляде решимость и непреклонная воля. На груди висит чёрная доска. На ней размашистым почерком написано мелом: «Дзержинский Феликс».

Фотограф, который сделал этот снимок, не думал о том, что запечатлел образ верного соратника Ленина, бесстрашного революционера, борца за будущую Советскую социалистическую республику.

12 мая 1914 года Феликс Эдмундович был приговорён к каторжным работам. 2 июня он писал сестре:

«И чем ужаснее ад теперешней жизни, тем яснее и громче я слышу вечный гимн жизни, гимн правды, красоты и счастья… Жизнь даже тогда радостна, когда приходится носить кандалы».

Он любил жизнь и людей, он хотел избавить их от зла и гнёта, для этого он жил, возложив на себя неимоверный, сверхчеловеческий труд… И 1925 год был для него особенно нелёгким. Здоровье ухудшалось, появились боли в области сердца.

Врачи говорили: надо выключиться из повседневной работы, думать о чем-нибудь несложном, отвлечь внимание от обычных трудов… Но разве легко выполнить это требование, не думать о том, чему отдана вся жизнь?

Он радовался успехам народного хозяйства страны, тому, что Советский Союз вынуждены были признавать одно за другим империалистические государства. Но мысли о партии, о борьбе с троцкистами, всякого рода уклонистами не покидали его. Особенно возмущало двурушничество Зиновьева и Каменева, которые голосовали за резолюцию XIV партийной конференции, осуждавшую троцкизм, и вслед за этим стали яростными защитниками

Троцкого.

По-прежнему самоотверженно, страстно Дзержинский работал в Высшем совете народного хозяйства. Результаты работы советской промышленности опровергали лживые доводы «новой оппозиции» о невозможности индустриализации страны и неминуемом возврате к капитализму.