Промолчал. Разговор о положении в России. Говорю:

– Нарастает недовольство. Народ стосковался по самодержавной власти.

– Как мыслится переворот?

– Объявляется военная диктатура. Но не скоро. Позовём ваше высочество от нашего имени, от имени Монархической организации центральной России.

Он задыхается от волнения:

– А как же народ?

– А народ не спросим. Ни Земского собора, ни Учредительного собрания. Позовём мы. Мы и есть народ.

Радостный хохот. Заходит разговор о декларации, которую «Верховный» опубликовал в американской печати.

Критикую: неосторожно обещана амнистия всем служившим у большевиков, необдуманное решение земельного вопроса. «Верховный» вертится, гримасничает, признает, что допустил неосторожность, не согласовав с «Трестом»: поступил так, чтобы парализовать выступление Кирилла

Владимировича. О поляках: он должен сделать вид, что не знает о нашем договоре с поляками. О евреях: «народный гнев», то есть погромы, организует Марков. Затем последует высочайшее повеление о прекращении насилий.

Беседа прервана для завтрака. Появилась супруга Николая Николаевича – Стана, Анастасия. Очень бодрая, южный тип лица, глаза – маслины, в волосах – седина.

Чмокнула меня в лысину:

– Вы не знаете, как вы мне дороги. Я постоянно волнуюсь за вас.

После завтрака прощаемся. Отбываем с Кутеповым в

Париж».

54

На следующий день Якушев встретился в ресторане с

Третьяковым, бывшим министром Временного правительства. Прочёл нечто вроде лекции об экономическом положении в России и просил денег.

– Эмиграция много жертвовала впустую, – говорит