Радкевич схватил с вешалки пальто и фуражку, бросился в сени. Слышно было, как хлопнула дверь.

– Так, – сказал, усмехаясь, Стауниц. – Здорово это у вас делается. Высшая школа дрессировки.

– Не издевайся. Это может плохо кончиться.

– Это кончится вот чем… – Стауниц показал на графин,

– я этих неврастеников знаю. Весь день я мотался в городе, выбрался к тебе вечером, рассчитывал, что он задержится.

– Все афёры?

– А ты думала? Пока меня считают просто аферистом, коммерсантом, я в полной безопасности.

– Ты умница.

– Умница? Якушев вчера завёл разговор о тебе. «Интересная женщина», – сказал с намёком. Я на всякий случай ответил: – «Бальзаковский возраст. Не в моем вкусе».

– А какое ему дело до нас?

– Какое? С его точки зрения, этот скандал в благородном семействе может отозваться на делах «Треста».

– Никакого скандала. Ты же видел.

– Да. Здорово у вас получается в свете, – сказал и рассмеялся.

Смех был вынужденный. Он не переставал думать о бегстве за границу, пока действуют «окна». Но деньги, деньги… Стауниц утаил от Марии продолжение разговора с Якушевым.

Когда речь зашла о денежной помощи из Парижа, Якушев сказал:

– Вы проявляете слишком большой интерес к этому вопросу.

– Вы думаете? – окрысился Стауниц. – Я в трудном положении, крупная сделка прогорела.

– При чем тут «Трест»?

– При том, что Кушаков может обратиться куда следует.

– Этого только не хватало. Уголовщина потянет за собой другое дело.