– Увы! Этим мы не спасем его, а лишь вернее погубим,

– сказала Кэтрин.

– Так что же нам делать? – спросила Луиза.

– Еще не знаю, – отозвалась Кэтрин, быстрая и смелая в решительный час, хотя в обыденных случаях жизни она уступала своей товарке в находчивости. – Сейчас еще не знаю… Но что-то мы сделать должны: нельзя, чтобы потомок Брюса умер, не получив ниоткуда помощи.

С этими словами она схватила небольшую миску с их обедом – бульоном и вареным мясом, завернула в складки своего плаща несколько коржиков, которые сама испекла, и, кивнув подруге, чтобы та прихватила кувшин с молоком

– существенную часть их припасов, – поспешно направилась в сад.

– Что, нашей прекрасной весталке захотелось погулять?

– сказал единственный повстречавшийся им человек –

кто-то из челяди.

Но Кэтрин прошла, не глянув на него, и вступила без помехи в сад.

Луиза указала ей на груду заросших кустами развалин у самой крепостной стены. Вероятно, раньше это был выступ здания. Здесь заканчивалась узкая, глубокая пробоина, которая была нарочно сделана в стене, чтобы дать доступ воздуху в подземелье. Но отверстие потом несколько расширилось и пропускало тусклый луч света в темницу, хотя те, кто спускался в подземелье, светя зажженным факелом, не могли этого заметить.

– Мертвая тишина, – сказала Кэтрин, прислушавшись с минуту. – Небо и земля! Он умер!

– Надо на что-то решиться, – сказала ее товарка и провела пальцами по струнам своей лютни.

Из глубины подземелья донесся в ответ только вздох.

Кэтрин отважилась заговорить:

– Это я, милорд… Я принесла вам еду и питье.

– Ха! Рэморни?.. Ты опоздал со своей шуткой – я умираю, – был ответ.

«Он повредился в уме – и неудивительно, – подумала

Кэтрин. – Но пока есть жизнь, есть и надежда».

– Это я, милорд, Кэтрин Гловер… Я принесла еду, только нужно как-нибудь передать ее вам.