— А я слышал, что, если тол бросить в огонь, он сгорит, как сосновое просмоленное полено.

— Истинная правда, – подтвердил Меллори. – Вы можете его ломать, крошить, резать, гнуть, прыгать по нему, колотить кувалдой. И в любом случае только разогреетесь от работы. Но если он начнет потеть в жаркой влажной атмосфере.. Проклятье! В этой дыре становится слишком жарко и сыро.

— Вон его отсюда! – Лука поднялся на ноги и отступил подальше, в глубь пещеры. – Вон его отсюда! – Он немного помедлил. – Если только сырость и снег не...

— Его можно оставить и в морской воде без всякого вреда, – наставительно заметил Меллори. – Но в ящике лежат детонаторы и взрыватели, а они могут отсыреть. Я не говорю уж о ящике с детонаторами, который лежит рядом с

Андреа... Мы уберем все наружу и прикроем палаткой.

— Ха! У меня есть план почище! – воскликнул Лука. –

Хижина старика Лэри. Самое место. Точно! Оттуда можно взять ящик в любое время. А если придется смываться, то о взрывчатке можно не беспокоиться.

Раньше чем Меллори успел возразить, Лука наклонился над ящиком, кряхтя, поднял его и, согнувшись в три погибели, обошел костер. Он не ступил и трех шагов, как

Андреа подошел к нему, отобрал ящик и сунул под мышку.

— Если позволите. .

— Нет, нет! – оскорбился Лука. – Я сам справлюсь! Это мне ничего не стоит.

— Знаю, знаю, – примирительно сказал Андреа, – но взрывчатку необходимо нести особым способом. Меня специально обучали, – пояснил он.

— Вот как? А я и не знал. Тогда делайте так, как нужно.

А я понесу детонаторы. – Честь Луки не была уязвлена, самолюбие было спасено. Он прекратил спор, поднял ящичек и торопливо засеменил вслед за Андреа.

Меллори глянул на часы. Ровно час ночи. «Миллер и

Панаис должны вот-вот вернуться, – подумал он. – Ветер стал стихать. Снег совсем прекратился. Идти будет намного легче, а вот следы на снегу останутся. Они опасны, эти следы. Но не очень. К рассвету сойдем вниз, в долину.

Снега там не должно быть, а если попадемся заснеженное пространство, обойдем по ручью, и следов не останется».

Огонь затухал. Сразу со всех сторон стал подползать холод. Одежда Меллори еще не высохла. Он вздрогнул, подкинул несколько досок в огонь, поглядел, как они разгораются, наполняя пещеру яркой игрой света. Браун уже спал, свернувшись калачиком на подстилке. Стивенс лежал без движения, спиной к нему, дышал часто и прерывисто.

Один Бог знал, сколько ему еще осталось жить: он умирал, как определил Миллер, но ведь это такое неопределенное понятие. Ведь если искалеченный человек решит не умирать, то становится самым стойким и выносливым существом на земле. Меллори и раньше приходилось видеть подобное. Жить, преодолевать страдания, вынести боль от ран – значит утвердить себя перед самим собой и остальными. А Стивенс был очень молод, самолюбив и страдал так, что желание выжить могло стать для него самым важным желанием в мире. Он, конечно, понимал, каким стал калекой. Он слышал, что об этом говорил Меллори.