– «Сосны шумят», – ответил Рузметов. По голосу он узнал, что остановил его проштрафившийся Редькин, бывший партизан его взвода. «Почему же он здесь? –
мелькнула мысль. – Ведь он должен быть в заготовительной команде».
Приблизившись к Редькину, Рузметов спросил:
– А ты как попал на заставу?
– По доброй воле, – ухмыльнулся Редькин. – Свободный от заданий день выпал, вот и решил постоять. Надо же свой грех заглаживать… На заготовке продуктов иной раз и фашиста не увидишь. А тут, гляди, он на мушку и попадется… Вот так-то, товарищ младший лейтенант…
Рузметов удивился неожиданной разговорчивости обычно молчаливого и угрюмого Редькина, но ничего не сказал.
– Наши давно прошли? – спросил он, уже тронувшись с места.
– Часа три назад, – ответил Редькин.
Всегда шумный, оживленный лагерь сейчас показался
Рузметову вымершим. Ни огонька, ни дыма, ни людского говора. Необычайная, глубокая тишина. В темноте вырисовываются белые, в маскировочных халатах, фигуры часовых; поскрипывает снег под их мерными шагами.
Рузметов отвязал лыжи, поставил их около своей землянки и направился к штабу. Из печной трубы тоненькой струйкой тянулся беловатый дымок. Стараясь производить как можно меньше шума, он открыл дверь и вошел внутрь землянки.
Пушкарев лежал на топчане навзничь, раскинув руки, с закрытыми глазами. Дышал он неровно, порывисто, изредка вздрагивая и бормоча что-то неразборчивое. За столом, освещенным скудным огоньком коптилки, с наушниками на голове сидел радист Сеня Топорков. По выражению его лица можно было определить, что он не работал, а просто слушал какую-то передачу. Его влажные пухлые губы были по-детски приоткрыты. Увидев Рузметова, он приложил палец к губам.
– Чш-ш-ш! – и, сняв наушники, щелкнул выключателем приемника. – Тише, – произнес он одними губами. – Только заснул…
– Температура? – спросил Рузметов. Топорков, не отвечая, взял со стола листок бумаги и протянул ему.
Это была запись температуры больного. Против семи часов вечера значилось – тридцать девять и семь.
– А где фельдшер? – поинтересовался Рузметов.
Топорков потянул его за руку подальше от спящего
Пушкарева и на ухо сказал:
– Я его отпустил. Он вторые сутки глаз не смыкал…
Покачав головой, Рузметов вышел из штаба и тотчас же услышал возбужденные голоса около своей землянки. Он быстро направился туда.