– А ты говорил – не придумаешь, – упрекнул его Беляк.

– Теперь корми рабочий класс. Ну-ка, бросайте работу!

Уставшие и изголодавшиеся, Кудрин и Найденов принялись ужинать. Сверх всяких ожиданий ужин оказался довольно разнообразный: кусок холодной вареной говядины, банка консервов – судак в маринаде, несколько кусков сахару, печеный картофель, две пшеничные лепешки и в довершение ко всему фляга водки.

– Закуска царская. Давно таких вещей не едал, – удивленно проговорил Кудрин.

– Спецпаек, Михаил Павлович, – весело отозвался

Микулич. – Ничего не поделаешь – профессионально вредный труд…

Все рассмеялись.

– Пушкареву спасибо скажите. Самое ценное он прислал из своего неприкосновенного фонда, – пояснил Беляк.

– Им вместе с бумагой еще кое-что сбросили…

Кудрин и Найденов ели с большим аппетитом. Беляк, сидя на корточках и опершись о стену, наблюдал за ними.

У него было сейчас счастливое ощущение человека, успешно достигшего цели, причем цель эта достигнута раньше предполагаемого срока. Пушкарев просил выпустить газету хотя бы к апрелю. Сейчас же только вторая половина февраля, а свежие оттиски первого номера уже готовы.

«Что бы мы сейчас делали без него? – думал Беляк, поглядывая на Куприна. – По-прежнему толкли бы воду в ступе, планировали, гадали, спорили».

Ему хотелось сказать сейчас Кудрину и Найденову что-нибудь хорошее, ободряющее, но он, как назло, не мог подобрать подходящих слов и лишь спросил:

– Устали, дорогие мои?

– Ерунда! – махнул рукой Кудрин. – Если работа идет, устаешь меньше. Конечно, если она по душе. А мне эта по душе, ой как по душе! Как вспомнишь, что эти листочки будут читать наши люди, руки сами ходят и усталость не берет. Куда там, как молодой!

«Устал старик, – решил Беляк. – Устал, а крепится, не подает виду».

– Ничего, ничего, Карпыч, – бодро сказал Кудрин, как бы разгадав невысказанную мысль Беляка. – Не подведем!…

Найденов взял в руки флягу, отвинтил крышку, прищурил один глаз и понюхал.