Однажды, когда Дик отправился охотиться за черепахами на риф, зло восторжествовало в сердце девушки.

Страх перед Нанауа и перед опасностью, грозившей ей самой, исчез. Она подбросила свежего топлива в костер, затем быстро пробежала по лужайке, нырнула в густую листву и вернулась с черепом Лестренджа в руках. Положив его на землю возле костра, она стала над огнем, точно юная мстящая жрица, и направила взгляд на череп, шевеля губами, повторявшими старую формулу:

«Приди, Нанауа, имеющий власть убить или спасти, приди теперь и исполни желание моего сердца… желание моего сердца… желание моего сердца!..»

Формула сбегала с ее уст, — ряд бессмысленных слов, — но та неведомая сила, которая сдерживала не раз ее руку, направленную против Дика, сдерживала теперь ее способность мышления. Катафа не могла облечь в связную мысль своего желания погубить юношу, так же, как на днях она не могла превратить желание убить его в действие.

Окончив жертвоприношение, девушка погасила огонь и спрятала череп на прежнее место. Затем, бросившись на землю в тени деревьев, она лежала вся разбитая, ослабевшая, бессмысленно глядя на воды лагуны, на отдаленный риф и на небо за рифом.

Над их домом вили себе гнездо две птички — две очаровательные голубые птички пару а, не испытывавшие никакого страха перед человеком и избравшие для своего гнезда то же самое место, которое избирали уже в течение многих лет.

Эти птицы, такие же долговечные, как попугаи, видели, как отец и мать Дика строили себе здесь хижину; они присутствовали при приезде Лестренджа и Кернея с крошкой Диком, видели постепенное развитие Дика, приезд Катафы…

Голубые пару а всегда держались в стороне, так как беспокойный Дик разбивал их доверие, но теперь, когда Дик ушел, а Катафа лежала совершенно неподвижно, одна из них слетела вниз, на лужайку, рядом с девушкой, повертела из стороны в сторону своей хорошенькой головкой, посмотрела на нее сверкающими глазками, подняла стебелек сухой травы и полетела с ним вверх, к гнезду. Вскоре птичка снова спустилась вниз, и когда девушка протянула к ней руку, она доверчиво села на ее большой палец, затем снова спрыгнула на землю.

Девушка положила руку на ее голубую теплую спинку и на мгновение придержала ее. Это было первое живое существо с теплой кровью, до которого Катафа дотронулась. Первое существо, которое она взяла в руки без намерения убить его, первое живое и приветливое существо, пришедшее вызвать в ее сердце теплые человеческие чувства, пробужденные криком Дика: «Хаи, аманои Катафа, помоги мне!»