Удастся ли это ему?

От решения этого вопроса зависела жизнь всех путников.

Идти им надлежало по следу, по которому привели их слоны. Адамс не мог определить, находятся ли они на нем, так как роса и ветер сделали неясные следы окончательно неразборчивыми для цивилизованного глаза, но Берселиус даже не смотрел на землю, а руководствовался исключительно очертаниями местности. Между тем это представлялось Адамсу безнадежным. Ибо большая слоновая пустыня вся на один лад, и одна гряда холмов тождественна другой гряде холмов, и одна травянистая поляна похожа на другую, и разбросанные деревья ничего не говорят заблудившемуся, кроме того, что он заблудился.

Зной к этому времени усилился, носильщики обливались потом под тяжелым грузом, и Адамс, нагруженный наравне с ними, впервые понял, что такое быть невольником и вьючным животным.

Берселиус шел налегке и, по-видимому, не страдал от жары; хотя ему следовало бы ослабеть от раны и кровопускания, он тем не менее все шел и шел вперед, явно торжествуя, когда горизонт сменялся новым горизонтом, и поляна кивающих трав сменяла холмы.

Но час шел за часом, и в сердце Адамса угасала надежда и начинала воцаряться неумолимая уверенность, что они сбились с пути. Местность почему-то казалась ему не совсем схожей с той, что ему приходилось видеть до сих пор; он мог бы поручиться, что теперь они идут не той дорогой, по которой гнались за стадом. Нет. Надежда его была основана на песке! Как может человек, почти утративший память, вести других безошибочно? Тут уже не слепой ведет слепого, а слепой ведет зрячих.

Берселиус сам себя обманывал. Его вела не память, а надежда.

А Берселиус все продолжал указывать путь, самоуверенно и радостно выкрикивая: «Смотрите! Помните это дерево? Мы прошли как раз на том же расстоянии от него». Или: «Смотрите на эту лужайку! Мы здесь останавливались».

Спустя некоторое время Адамс перестал отвечать. Ликование Берселиуса болью отзывалось в его сердце. Во всем этом был какой-то ужасный сардонический юмор, оскорбительная для души насмешка.

Мертвец, ведущий живого, слепой, ведущий зрячего, безумие, ведущее здравый смысл к гибели.

Тем не менее ничего не оставалось делать, как только идти за ним. Не все ли равно, дорога Берселиуса или другая? Закат скажет, идут ли они на запад. Ему хотелось только, чтобы Берселиус замолчал.

Достаточно тяжело было и без этих торжествующих возгласов.

Был уже почти полдень; дувший до сих пор в лицо ветерок совсем затих; чувствовалось только легчайшее колебание воздуха, и с ним внезапно донесся запах тления, подобного которому Адамс никогда еще не ощущал.