Когда самолеты улетели, Надежда испуганно воскликнула:

— Вас ранило, Василий Андреевич? В ту руку, что заслонила мою голову?

— Чепуха. Комком земли ударило в плечо, — ответил спокойно генерал. — Что это за повозка, опрокинувшаяся в лужу? — спросил он у своего ординарца.

— Подвода Коровайного. С газетами.

— Газеты намокли?

— Немного. Подсушим, — сказал подбежавший редактор.

— Осколок ударил в правое плечо? — шепотом спросила Надежда Василия Андреевича. — Это из-за моей неразумной головы.

— Оставь про свою голову, Надя, — махнул рукой генерал. — Ударил комок земли, и только. На этом хуторе мы остановимся. Идите с Лесей к крайней хате. Там будет штаб. Сварите что-нибудь горяченькое бойцам.

— А остальные пять хат? — спросил ординарец.

— Скажи медикам: пусть занимают под санчасть четыре хаты. Пятую — под радиоузел.

— Есть! — козырнул ординарец. — Наконец-то за две недели под крышей побудут раненые.

— Леся! Пора начинать радиосеанс с кавалерийским корпусом. Быстренько разворачивай свою «музыку». Создается такое впечатление, что они уже выдохлись и приостановили наступление. И это тогда, когда мы возле Цумани, в трех десятках километров от Ровно, — недовольно сказал генерал.

— Бегу, Василий Андреевич! Чувствую: сегодня мне придется не только принимать, но и передавать. Буду работать в хате, чтобы не мерзнуть здесь, под открытым небом, — ответила Леся.

Василий Андреевич вошел в хату-штаб. Возле печи хозяйничала Надежда. Пахло разваренным пшеном и жареным луком. Запахи щекотали ноздри.

— Кажется, пахнет не только пшеном и луком, — прищурил хитровато глаза Василий Андреевич.

— Ваш ординарец Микола две курицы принес. Говорит, у немцев конфисковал на шоссе. Кулеш будет на славу, — ответила Надежда. — Давайте я зашью дырку на вашей фуфайке.

— Это мелочь, Надежда!

В хату вошел Гаврила Хуткий.

— Чую, тут кулеш варят! — вместо приветствия сказал он.

Генерал обнял Хуткого за плечи.