— Зачем такое спрашивать? — удивился Андровский. — Разве мог кто-нибудь из тех, кто служил в Красной Армии двадцать второго июня сорок первого, остаться не тронутым пулями? Этих хлопцев даже раненых уже мало. Убиты. Первый редут, который сдерживал нападение дивизий Гитлера.
— Что верно, то верно, Андровский, — кивнул Стоколос. — И у воинов того первого редута не было такого оружия, какое есть теперь у нас, партизан. На всю нашу Пятую заставу имелось лишь два пулемета и один автомат. Остальное оружие — винтовки сорокалетней давности. Был я ранен серьезно под Сталинградом, лежал в госпитале в Саратове с танкистами, а долечивался в партизанском госпитале, под Москвой, где поставили на ноги и вашего комбрига Микольского… — Стоколос встал. — Отдохнули? Теперь в дорогу.
Партизаны подняли носилки с ранеными. Отряд двинулся сквозь лесные дебри дальше.
Через полкилометра на лесной дороге послышались негромкие голоса. Андрей остановил отряд. Партизаны спрятались за стволы деревьев, приготовили к бою оружие.
Стоколос узнал на сером коне Шпиленю-отца, подбежал к нему.
— Привет батьке Шпилене!
— Приветствуем партизан польской бригады! — крикнул Шпиленя, подняв левую руку.
Увидев лежащего на подводе Шмиля, Стоколос вздрогнул. Бросился к подводе.
Его остановил Шпиленя-отец.
— Осторожно! Тиф. Твой Шмиль болен.
Стоколос остановился.
— Несолидно воюет немчура. Отравили воду в кринице. А наши минеры напились той отравы, — печальным голосом произнес Шпиленя-отец.
Стоколос не знал, что и сказать в ответ.
Шмиль широко открытыми глазами с покрасневшими прожилками на белках смотрел на Андрея и не узнавал его. Но вот узнал. Поднял голову. Закричал:
— Я не больной! Я просто устал! Андрей, милый друг, ты ведь веришь, что я не болен тифом? А они хотят отправить меня в госпиталь. А ночью будет решительный бой!..
— Шмиль! Ты уже раздавил два градусника! — Шпиленя-отец повернулся к Андрею: — Не хотел мерить температуру, выругал фельдшера. У нас теперь нет градусников. Придется просить у главного терапевта Мерлиха. А если и у него есть такие Шмили, то вся партизанская медицина осталась без термометров.
Шмиль провел рукой по пересохшим губам, посмотрел грустно на Стоколоса.
— Успокойся. Я поговорю о тебе с Василием Андреевичем. Может, терапевт Мерлих больше разбирается в болезнях, чем ваш фельдшер. Крепись. Ты меня понял?
Шмиль молча кивнул.
Оба отряда вместе направились к партизанскому лагерю.