— Оставь эти слова, капитан! Никто с той стороны фронта их все равно не услышит. Для Строкача ты пока что пропал без вести. Так что прекрати сопротивление и позволь парикмахерам заняться работой.
— Прочь! — закричал Русанов.
Власовец кивнул тюремщикам, и те, будто тигры, бросились на Александра. Он ударил одного кулаком в скулу, другого — головой в подбородок. Отдышавшись, надзиратели снова кинулись на Александра. Дальше сопротивляться у него уже не было сил. Его повалили на пол. Один надзиратель сел на грудь, двое стали крепко держать за руки и ноги. Парикмахеры принялись за работу.
— Ну вот, — усмехнулся власовец. — Изображал из себя железного большевика, а теперь лежишь, как распятый Исус Христос. Прекрати сопротивление, Русанов! Разве с тобой вот так нянчились бы, если бы не знали, что ты недавний адъютант Строкача? Такие птицы нечасто к нам залетают. Цени и ты немецкую доброту, возьмись за ум.
Бритва больно скребла по щекам, подбородку, оставляя кровавые полоски. Но Александр был безразличен к этому. Щемило до краев наполненное ненавистью и отчаянием сердце. Вот если бы оно разорвалось сейчас. Именно в это мгновение. И никаких мук больше, никаких допросов, никаких надежд немцев и власовцев на то, что он, капитан Русанов, «расколется» и сообщит им что-то ценное.
Парикмахер поднес зеркальце к его лицу. Он увидел свои большие серые глаза, густые черные брови, русые волнистые волосы, усики, ямочку под подбородком. Горько усмехнулся.
— Внимание! Еще раз улыбнитесь, пожалуйста.
Сотрудник власовской газеты «Заря» выхватил из полевой сумки «лейку» и прицелился, чтобы сфотографировать Русанова.
«Так вот зачем им нужно было мое бритое лицо!» — скрипнул зубами Александр.
Власовец щелкнул затвором фотоаппарата.
— Вот так! Улыбка, правда, не вышла. Но ничего, обойдемся и без нее.
— Зачем вам мое фото? — спросил Александр.
— Для интервью с капитаном Русановым. Без фото будет не так убедительно! — с ухмылкой ответил газетчик. — Обстоятельства требуют твоих показаний, капитан. Я советую тебе все рассказать, что будут спрашивать. Плата солидная — хорошая еда, шнапс. Не жизнь — шик! А что еще надо на войне? Почему молчишь?
— Неужели ты думаешь, что я продамся за шнапс и колбасу, как продался ты?
— Строишь из себя стального коммуниста? Напрасно! Тут из тебя выбьют комиссарскую спесь. Еще будешь плакать кровавыми слезами.
— Плакать будешь ты, когда на твою шею набросят петлю. А это будет. Слышишь? Гремит на фронте, под Орлом. Можешь записать для своей газетки. «Немцев обязательно разгромят под Орлом и Белгородом, потому что соседняя Курская область — родина Русанова». Как? Устраивает твоих господ эта военная тайна?