А кто же теперь он, Русанов, в глазах Строкача и режиссера Довженко? Пока что он для своих — «пропавший без вести».

В камере тишина. Русанов сидел на нарах и прислушивался к журчанию ручейка за стеной. Пахло влагой, гнилью.

«Лютцен. Лютцен…» — вздохнул он тяжело и, покачиваясь на нарах, стал вслух сочинять стихи:

Александр стиснул кулаки, застонал.

Вдруг вскочил на ноги. Как противно лежать гнилым бревном в ожидании голодной смерти или смерти на виселице! Душу точила злоба на власовцев. «Пусть уж немцы отравились гитлеризмом, словно угарным газом. Ну а Власов? Власовцы? Липнут, будто смола… Как от них отвязаться?..»

КАМЕРА «80»

КАМЕРА «80»

Майор Сахаров и его прихлебатели засуетились. Через несколько дней в Лютцен должен прибыть сам штандартенфюрер Мюллер, начальник имперского управления гестапо.

Утром Русанову дали миску каши, кусок мяса. А под вечер перевели в камеру, занимавшую цокольный этаж главного сооружения замка. В ней находилось восемнадцать узников — после изнурительной работы они лежали на нарах.

— Здравствуйте! — склонил слегка голову Русанов. — Где тут можно приземлиться?

Ему ответили сдержанно. Многих удивило то, что новый узник пришел в камеру с советским орденом на гимнастерке.

— Можете приземлиться возле меня, — показал на край нар пожилой мужчина в вылинявшем офицерском кителе.

Русанов поблагодарил, сел на нары. Потом снял сапоги, лег.

— Откуда вы? — спросил сосед.

— Сейчас из камеры одиночки. Раньше находился в орловской тюрьме. Я партизан. Пятого июня попал в плен, — ответил Русанов.

Сосед вздохнул и ничего не сказал.

— Наверно, не верите? Не верьте, если вам от этого легче, — устало произнес Александр.

Два дня Русанов почти ни с кем не разговаривал. Никто его не трогал, не расспрашивал, и это особенно пугало Александра.

«Если уж здесь люди мне не верят, смотрят косо, то чего же тогда ждать от своих по ту сторону фронта? Неужели правду говорил власовец из «Зари», что мне никто среди своих не будет верить?.. Как раскрыть им свою душу? Как доказать, что я не стукач?.. Да идите вы ко всем чертям! — выругался мысленно Александр. — Сами же попали в плен, а воображают из себя… Бойкотируете? Ну и черт с вами! И один буду!..»