Потом, когда я уже баловал себя кофе, а Мари каким-то радужным коктейлем, на променаде появился Кривушин. Он был не один, его сопровождал обладатель шкиперской бородки и надписи
Вот они уже совсем рядом. Вот кэп увидел нас, но вида не показал. Еще пара шагов – и остановился, протянул руку. Яхтсмен-журналист пожал ее.
– Счастливо вам, Петр Васильевич.
– И вам не хворать.
– Будете в Москве…
– Нет уж, нет уж, лучше вы к нам – в Панаму или Полинезию.
– Ох, знаю… В любом случае, удачи вам.
– И тебе, Антон. Будь здоров.
– Постараюсь.
Мужчина улыбнулся и пошел в сторону гавани. Кривушин выждал минуту, провожая его глазами и готовый помахать рукой, вздумай журналист обернуться. Но тот не обернулся. И тогда кэп повернулся к нам.
Восторженная девушка Мари вылетела из-за столика и кинулась на шею капитану. Расцеловала, потом ткнулась лбом в плечо. Что за сантименты, честное слово. Хотя… Нет, я не кинулся, я обнял кэпа сдержанно, как и приличествует мужчине.
– Ладно вам, ладно, – растроганно бормотал Кривушин. – Как высадились-то?
– Да нормально, нормально. Как обещано было. Ты есть хочешь, дядь Петь?
– Не откажусь.
– Тогда за стол!
Я махнул официанту и сделал заказ. Мне не терпелось рассказать Кривушину о последних событиях в жизни Кольки Миронова. И когда официант отошел, я все и выложил.
– Что тут скажешь?– молвил кэп, выслушав мой краткий, хотя и насыщенный информацией рассказ. – Ситуация меняется, положение ваше с Мари улучшается, остается решить, сейчас тебе, Сережа, сдаваться идти или малость погодя.
– Сдаваться?
– А ты хочешь и дальше от всех бегать? Лучше самому прийти. Снисхождение будет.