В отличие от меня, дядя Петя дара речи не потерял.

– Не племянник ты мне. Вот его в родню готов взять, Сергея, а тебя из родственников я вычеркнул.

– Даже так? – Кадык на шее Кольки дернулся. – Вообще-то, мы, Мироновы, еще никому в друзья не набивались, а в родственники и подавно. Люди сами просили, а мы думали, соглашаться ли. Смотри только, Петр Васильевич, как бы тебе не пожалеть. Многие жалели, да поздно было.

Он быстро взглянул на Мари и снова обратился к Кривушину:

– Я так понимаю, что дама ваша русский язык разбирает.

Кэп не ответил. Мари сжала губы. Я по-прежнему был безъязыким.

– Ну, и Бог с ней, – легко согласился Миронов с нашим молчанием. – Не нужна она мне, не интересна. Давай лучше с тобой поговорим, друг мой Сережа. Ты хоть соображаешь, что натворил?

– Э-э-э… – через силу выдавил я.

– У тебя что, столбняк?

– Э-э-э…

– Оставь его, – потребовал кэп. – Видишь, не в себе человек.

– Ладно, – снова уступил Миронов. – Дам время очухаться, я не жадный.

– Нет, – сказал Кривушин, – ты жадный. И злой. Если бы не твоя жадность, ничего не было бы. Ведь полна была кормушка, аж за ушами трещало, все равно еще хотелось. Чего тебе не жилось, а?

– Здесь спрашиваю я! – вскипел Миронов, но тут же поутих: – Хотя… Объяснил бы я тебе, дядя Петя, что к чему, да, боюсь, не поймешь. Но все же попробую. Вот ты, наверное, думаешь, что все это я ради денег залудил. Ошибаешься. Денег мне хватает и до конца жизни хватит. Обидно мне было, вот она, сердцевина. Я вкалывал, строил, создавал, приколачивал миллион к миллиону, и не рублей, заметь, «зеленых». Не он – я! А главным все равно Кульчицкий был. Распорядитель хренов! Одно время появилась надежда – окочурится, так нет, оклемался. На Фаял уехал здоровье поправлять. С одной стороны, мне полегче стало – все дела на меня замкнулись, но по сути-то ничего не изменилось: на вершине все равно он оставался, Культя. И захоти он, враз меня от кормила отодвинул бы… не кормушки, дядя Петя, кормила! Разве не тошно? А еще обиднее, что я при этом ему подарочки посылать должен. Со всем моим почтением.

– Выпендрошник, – вдруг проговорила Мари.

– Что?

– Ты ее не слушай, – торопливо сказал Кривушин, – ты меня слушай. Раз уж взялся отвечать, так выкладывай честь по чести. Я вот чего не пойму: ты зачем все так нагородил? Что за нужда была? Должен был сообразить, что слишком сложная конструкция, звеньев много, одно выдерни – все рассыплется. Оно и рассыпалось.

– Это все из-за него. – Миронов кивнул в мою сторону. – Если бы не он…

– Человек – существо непредсказуемое, – глубокомысленно изрек кэп. – Не винтик в часах, не шарик в подшипнике. А значение то же: нет винтика – и часы встанут, нет шарика – и все наперекосяк. Так ведь?