– Бей! руби! – ревел кто-то страшным голосом.

И в ту же минуту трое всадников, пришпоривая белых от пены коней, налетели сзади, как молния, на мошенников, которых солдаты епископа зальцбургского рубили спереди.

В одно мгновенье ока человек пять упало замертво. Цезарь узнал по воинскому крику Гуго де Монтестрюка, а с ним Коклико и Кадура, и позеленел от ярости. Не броситься-ль на него, сделав знак Лудеаку, чтоб он бросился на маркиза? Но уже бездельники капитана, захваченные врасплох, начинали подаваться; те, у кого лошади были поисправней, скакали уже прочь во весь опор. Нерешительность Цезаря продлилась всего одну секунду и, понимая, что он может погубить себя навеки в глазах графини де Монлюсон, он кинулся горячо на своих сообщников.

– А! и вы тоже! – проворчал сквозь зубы Бриктайль, только что сваливший одного из людей маркиза де Сент-Эллиса.

– Да! и я, чёрт побери! – возразил Цезарь тем же тоном. – Ведь надо ж мне показать!.. смотрите… вот ваши плуты бегут… а вот и маркиз де Сент-Эллис с этим проклятым Монтестрюком!..

– Ах! если б их было только двое! – продолжал д'Арпальер, узнав принцессу, спешившую подъехать к Орфизе, и смутившись от этой неожиданной встречи.

Лудеак проскользнул к ним, как лисица.

– Совсем было хорошо, а теперь все пропало! – сказал он. – Бегите скорей.

Капитан зарычал, как бульдог; губы у него побелели, глаза горели. Он еще не решался бежать: у него блеснула безумная мысль – кинуться на Монтестрюка и вырвать у него жизнь или самому погибнуть. Вдруг он почувствовал, что лошадь его слабеет и падает под ним.

– Гром и молния! – крикнул он, – моя лошадь ранена!

При этом знакомом восклицании, Гуго обернулся, но не заметил капитана, впереди которого вертелись Лудеак и Шиври, делая вид, что рубятся с ним.

– Скорей хватите меня шпагой, чтоб я мог упасть, – возразил быстро кавалер с обычной своей находчивостью, – и берите мою лошадь! Она надежная и вывезет вас из беды.

Итальянец поднял шпагу, скользнувшую по шляпе Лудеака, который тяжело повалился. Одним скачком капитан кинулся на его седло и, пришпорив коня, исчез в ближнем овраге. Два-три выстрела раздались за ним вдогонку, но ни один не попал и скоро он скрылся от всякой погони.

Эту самую минуту и выбрал Цезарь, чтоб броситься, как следует, на своих недавних союзников. Первым подвернулся ему Пемпренель.

– Прочь, каналья! – крикнул он.

– О! как грозно! а еще земляк! – возразил разбойник.

Но в ту же минуту страшный удар шпаги хватил его по голове. Ослепленный кровью, оглушенный ударом, парижанин сохранил еще однако же настолько присутствия духа, что обнял шею лошади и пустил ее во всю прыть вон из долины.