Светлый фон

Если бы он мог, то перебил бы без малейшего сожаления все вражье войско, хотя чувствовал, что и тогда не погасил бы пламя, которое жгло его сердце. Душевная боль и жажда мести были нестерпимо велики.

Казак бросался в самую гущу боя, выискивая добычу для своей сабли. Во весь свой гигантский рост шел он навстречу врагам, не думая, что какая-нибудь горячая пуля может пронзить грудь или кривая турецкая сабля раскроит голову. А может, он искал для себя смерти-избавительницы?

Забив в дуло мушкета тугой заряд, Грива припал к бойнице. Долго выбирал цель и еще дольше прицеливался. Наконец нажал курок. Среди грохота боя выстрел почти не был слышен, но по тому, какая злобно-радостная улыбка засияла на его измученном, закопченном лице, не трудно было догадаться, что под стенами крепости еще одним янычаром стало меньше.

— Еще один! — воскликнул Звенигора, желая подбодрить товарища и хотя немного развеять его мрачное настроение.

Но тот покачал головой.

— Мало! Глянь, сколько их снова идет сюда!

Из темноты появлялись новые и новые лавины янычар. Они шли медленно, перегруженные оружием, штурмовыми лестницами, вязанками соломы и хвороста, предназначенными для того, чтобы защитить их от пуль. Протяжный дикий крик «алла!» ширился, нарастал, катился к крепости, охватывая ее со всех сторон. Подбодренные помощью, зашевелились и те аскеры возле стенобитной машины, что остались в живых и запрятались в укрытиях. Они нехотя выползали из своих убежищ и, подгоняемые злыми окриками аги, тащились к тарану. Вот он качнулся раз, второй — и тяжелый удар вновь потряс ворота.

Тем временем не переставали бить турецкие пушки. Ядра с треском ударялись в каменные стены крепости, башни, бойницы, в каменный зубчатый парапет и с фырчанием рассыпали мелкие осколки.

С громовым раскатом рвались круглые чугунные бомбы, сея вокруг себя смерть.

Генерал Гордон отдал приказ заряжать пушки картечью, подтянуть плетенные из лозы корзины с камнями, приготовиться к рукопашному бою.

Когда вражьи лавины приблизились на пушечный выстрел, он взмахнул шпагой, резким, высоким голосом крикнул:

— Огонь!

Десять пушек южных ворот ударили залпом. Частая картечь огненными брызгами помчалась навстречу янычарам, вырывая многих из их рядов. Но это не остановило вражьи полчища. На место убитых и раненых тут же вставали другие, подхватывали лестницы и уже бегом мчались вперед.

Пушкари лихорадочно заряжали пушки. Они успели еще дважды ударить картечью. Потом, когда янычары оказались в мертвом пространстве, оставили ненужные теперь пушки и схватились за гакивницы, пищали и мушкеты, а также стали к корзинам с камнями, чтобы вместе с пехотой отбивать вражий приступ.