— Где я? — пролепетал он. — Ах! Я помню, мне было не совсем хорошо… Не беспокойся об этом… Что ты здесь делаешь в такое время? Передай мне бутылку, — и он залпом выпил почти полстакана бренди. — Ну вот, я так и знал: у меня просто был сильный приступ несварения желудка, вот и все. Спокойной ночи.

Анжела ушла, не сказав ни слова. Теперь она поняла, что имел в виду ее отец, когда сказал, что он «проклят», но не могла не задаться вопросом, не имеет ли какое-то отношение к его «несварению желудка» бренди…

На следующий день Анжелу навестил доктор Уильямсон. Анжелу немного удивляло, что он приезжал чаще, чем это было необходимо — кажется, он с удовольствием посещал бы ее бесплатно круглый год. Впрочем, врач не часто получает возможность наблюдать за такими пациентами.

— Вы сегодня не очень хорошо выглядите, Анжела, — сказал он.

— Вы правы, — ответила она с легкой улыбкой, — прошлой ночью мне снились дурные сны.

— Ах! Я так и думал. Вы должны стараться избегать подобных вещей; у вас и так слишком богатое воображение.

— От своих грез не убежишь. Убийство выходит наружу во сне.

— Эээ… у меня есть для вас сообщение.

— От кого же?

— От леди Беллами. Вы знаете, что она парализована?

— Да.

— Она хочет, чтобы вы навестили ее. Вы приедете?

Анжела немного подумала и ответила:

— Да, думаю — да.

— Что ж, вы должны быть готовы к несколько… тяжелому разговору — если она вообще заговорит. Очень вероятно, что она будет умолять вас достать для нее яд, чтобы она могла покончить с собой. Я был вынужден принять строжайшие меры предосторожности, чтобы не дать ей такой возможности. Я не очень чувствителен, но раз или два она буквально заставляла меня содрогнуться от ее слов.

— Она никогда не скажет мне ничего более ужасного, чем уже сказала, доктор Уильямсон.

— Возможно, и так. Поезжайте, если хотите. Если бы вы были мстительны — а я уверен, что это не так, — у вас были бы веские основания быть довольной тем, что вы увидите. С медицинской точки зрения это весьма печальный случай.

Решив не откладывать визит, сразу после обеда Анжела в сопровождении Пиготт отправилась в Рютем-Хаус, где по-прежнему жила — а вернее сказать, влачила существование леди Анна Беллами.

Это был первый выход Анжелы «в свет» с тех пор, как следствие по делу Джорджа Каресфута принесло ей и ее истории публичную известность, и, проходя по улицам, она с удивлением обнаружила, что стала объектом всеобщего сочувствия. Каждый встречный вежливо прикасался к шляпе или даже снимал ее, завидев Анжелу, а когда она проходила мимо, оборачивался и долго смотрел ей вслед. Какие-то знатные люди, которых она не знала — впрочем, она никого в здешнем обществе толком не знала, хотя во время ее болезни регулярно приходили многочисленные открытки с вежливыми расспросами о ее здоровье — проезжали мимо в открытом экипаже, запряженном парой лошадей, и она увидела, как джентльмен на переднем сиденье что-то шепнул дамам, немедленно повернувшим к ней головы так одновременно, как будто они были скреплены одной проволокой. Даже дети, выходившие из деревенской школы, приветствовали ее, когда она проходила мимо.