– Ну, Теха, какую бабенку засек! Платье-то господское прямо! Не меньше двух целковых кабатчик любой отвалит, ежели не порвем, не испачкаем!

Убрав нож, главарь схватил Соньку за горло, сдавил:

– Сама платье сымешь, сука, али с покойницы сымать будем?

Чувствуя, что задыхается, что у нее подкашиваются ноги, Сонька еле смогла кивнуть: сама! Сама, только живой отпустите!

– Теха, руки-то ей отпусти – как она платье-то сымет? Ну ты, профура, быстренько сымай «клифт». Дернешься – всю рожу исполосую!

Ощущая на горле мертвую хватку, Сонька ухватила подол и стала поднимать его. Подняла до половины – дальше мешали туго застегнутые на поясе пуговки.

– Ну, чего застряла?

– Да у нее то ли пуговицы тут, то ли пояс мешает… Смотри-ка, а бабенка ничего, аппетитная, чистая, белая! Чичас платье сдрючим, ее и попользовать не грех!

Один из налетчиков, не утерпев, грубо полез щупать темный треугольник волос – белья Сонька не носила.

– Да успеешь ты! – выкрикнул второй. – Пуговицы расстегнуть надо, а то не сымем. Где же эти пуговицы проклятые?

Соньку развернули, наклонили вперед.

– Ой, братцы, я не могу терпеть больше! – кто-то стал мять Соньке зад, раздвигать ягодицы…

И вдруг хватка ослабла. Послышался высокий голос:

– Что, оглоеды, на скусненькое потянуло? А ну, пустите бабу!

Насильники вяло запротестовали, но Соньку отпустили. Вне себя от стыда и боли, она стала торопливо одергивать платье. Потом нерешительно оглянулась. Позади налетчиков стоял рослый мужчина в малиновой рубашке, плисовых штанах, заправленных в короткие сапожки-хромачи. Какой-то «иван»? Откуда он тут взялся?

– А ну, брысь отседа, крысиная порода! – тем же необычно высоким голосом скомандовал Сонькин спаситель.

Налетчики попытались отстоять добычу:

– Степа, мы в своем праве!

– Базар обчий, Степа…

– Она тут давно крутилась! Зачем она тебе, а? Ты ж и так зажиточный, Степа!