– Чичас, Софья Ивановна! – засуетилась Шурка. – Это мы мигом! Травки заварю, чтобы дух от тебя легкий был.

– Завари, завари!

Пока вода грелась, Сонька внимательно просмотрела тетрадку Найденыша. Вырвала оттуда два листа, тетрадку отнесла в уборную, засунула под стреху неказистой будочки.

⁂

Первыми, едва стемнело, пришли Пазухин и Черношей. Сонька встретила их на крыльце:

– А где остальные?

– Червонец в «сушилку»[94] попал: шмон был внезапный, револьвер у него нашли. Так что не придет. Марин и Кинжалов должны подтянуться. А чё за праздник-то? – Пазухин потянул носом, уловив ароматы немудрящей Шуркиной стряпни.

Сонька притянула его за шею, шепнула в ухо:

– На дело сегодня идем…

– Ага… Ну, пошли в дом, поговорим. Да и жрать охота!

– Успеем, – шепнула Сонька. – Давай остальных здесь подождем!

Через четверть часа подошли Марин и Кинжалов.

– Ну, теперь все в сборе – пошли! – позвала Сонька.

Шурка-Гренадерша накрывала на стол. Накрыв, кинулась прочь:

– Ну, вы тут секретничайте, а я к соседке сбегаю, чтобы не мешать.

Сонька проводила ее тяжелым взглядом, ничего не сказала. Водку со стола сразу убрала, непререкаемо сказала:

– Это потом…

Мужчины понимающе переглянулись. Пазухин молча указал на пол, Сонька ответила успокаивающим жестом: погоди, мол.

– Сейчас музыку заведем, послушаем, а потом и дела наши обсудим!

– Сонька, много на себя берешь! – не стерпел Кинжалов. – Водки не пей, о делах не говори… На танцульки деревен…