Светлый фон

Сонька – почему решила перейти в православие?

Сонька Сонька  – почему решила перейти в православие?

Тарасенко он сразу решил из своего списка вычеркнуть: что он может рассказать? О тактике и стратегии поимки? Доктора… Почему-то при их упоминании фон Бунге ехидно хихикнул. Ладно, разговор с ними подготовки не требует – в отличие, например, от Шурки, которой кто-то едва не отрезал язык…

К Богданову тоже не подойдешь запросто и не спросишь: что за любовь у тебя с Сонькой?

Комлев? Кто-то из старожилов каторги, то ли надзиратель, то ли смотритель, как-то упоминал про искусство палача – но Агасферу слушать про кровавые подробности было неинтересно, и тогда разговора он не поддержал. Теперь жалко, конечно… Хотя можно и завести знакомство: в связи с отменой на каторге смертной казни и плетей Комлев, считай, без работы остался. Кто-то упоминал, что он чуть ли не в няньки подался – ну, в это поверить трудно. Шуткует народ…

Сима Юровская сошла с ума – надо поинтересоваться, где она. В больничке под надзором или на воле?

Отложив свои записи, Берг встал из-за стола и подошел к окну. В чахлом садике несколько кустов рябины уже были тронуты первыми осенними заморозками. Листья покраснели, но пока еще держались, отчаянно бились на ветру. На дощатом тротуаре за палисадником то и дело появлялись фигуры редким прохожих – то тюремный чиновник в черном мундире, то спешащие куда-то дамы местного полусвета, то поселенец в немыслимой серой хламиде. Все спешили по своим делам, глядели преимущественно под ноги, лица были озабочены либо угрюмы.

Агасфер на мгновение прикрыл веки, представляя себе далекие, кажущиеся нереальными петербургские улицы. Там, в далекой Северной столице России, он часто и бездумно стоял у окон и глядел на прохожих. Люди за стеклом были другими! Они больше улыбались, не шоркали ногами, смело подставляли лица свежему ветру. Другим был тогда и он, веселый и улыбчивый Мишель Берг. Он знать не знал никаких Комлевых, Богдановых и Сонек Золотая Ручка. Он просто жил и радовался жизни.

Память тут же перебросила его мысли на пару десятилетий вперед, в Петербург начала нового века – там жил уже другой Михаил Берг, и на подоконнике в минуты напряженных размышлений рядом с живой лежала металлическая рука…

Агасфер вздохнул: в прошлой его жизни был явный смысл. Он просчитывал каверзы врагов, размышлял над тем, как их обыграть, вывести на чистую воду. Решая аналитические головоломки и просиживая ночи над дешифровкой вражеских донесений, он ощутимо чувствовал пользу того, что делал. А что он делает здесь и сейчас, на далеком небольшом острове, прилепившимся к восточной окраине Евроазиатского материка?