– А Семен Блоха? – Агасфер торопился покончить с неприятными вопросами.

– Тому вместе с Сонькой наказание вынесли, поскольку вместе бежать пытались. Ей пятнадцать назначили, ему сорок. Но его при задержании подстрелили, он в лазарете месяца два, не меньше, лечился. А пока от огнестрела лечился, поссорился он с Сонькой. Они еще до побега денежками разжились – ограбили и убили торговца одного, из кавказцев. И пока Блоха в лазарете лежал, Сонька еще два ограбления организовала. Ну, вы про них, наверное, слыхали – Никитина убили и Юровского. Подельников Сонькиных – четверо Никитина убивали – арестовали, она на них полицию, слышал, и навела…

– Немножко не так было, Христофорыч! – осторожно кашлянул, вступая в разговор, Михайла. – Один из грабителей, дурень, часы никитинские в трактире заложить пытался. Мало, значит, ему казны лавочника показалось, не утерпел и прихватил. А Соньку полиция раньше пытала – кто у нее накануне убийства в гостях был? Ну, она всех четверых и назвала! Одного названного ею с часами крадеными поймали – от него ниточка и к остальным потянулась. Признались, короче, но Соньку не выдали! Хотя один, Пазухин, по-моему, попытался было и ее к этому делу пристегнуть. Но у каторги тогда Сонька в агромадном авторитете была, и неразумному сумели передать, чтоб молчал насчет нее. Он и отказался от своих слов на допросе. Оговорил, мол, из ревности!

– А к Юровскому она вдвоем с Митькой Червонцем через несколько дней пошла – не с кем больше было! – продолжил Ландсберг. – Спешила Сонька! А после налета и застрелила Червонца где-то в тайге. Труп нашли через несколько дней…

– Послушайте, Ландсберг, откуда вы знаете такие подробности? – Агасфер был потрясен.

– Ну, не я один – полагаю, вся каторга про это знала!

– Но дела считаются нераскрытыми!

– Конечно! А вы как думали, Берг? Полагаете, я, как честный человек, должен был пойти и донести, как только узнал? Мы бы с вами сейчас не разговаривали, в таком случае! И Михайлу своего я подвел бы – его бы тоже зарезали… У каторги – свой суд, свои законы!

– Так что, все-таки, с Блохой-то получилось? – после долгой паузы спросил Агасфер.

– Сонька жадная завсегда была, – снова подал голос Михайла. – Не захотела делиться с Блохой – когда в первый раз с ним бежать пыталась, весь «слам» у нее был. В лазарет к нему явилась, когда он подстреленный лежал. Он ей дал понять, что про Никитина и Юровского все знает. Напомнил ей: раз у тебя сожитель – делись! И попросил для начала «заступиться» за него перед палачом – чтобы тот сорок плетей бережно ему дал. Два-три рубля – такая пустяшная цена была тому бережению. А Сонька сообразила, что если Блоха живым останется, то делиться придется непременно! И что сделала, стерва! Заплатила Комлеву не за жизнь, а за смерть! С сорока плетей Блоху три раза во время экзекуции водой отливали. Нашатырем в чувства приводили – доктор чуть не плакал, на ухо ему шептал: скажи, что сердце прихватило – я порку остановлю! Тот молчал – то ли из гордости, то ли еще по какой причине… Унесли его в лазарет без памяти – Комлев постарался, Сонькины денежки отработал! Через неделю Сема Блоха помер, в сознание так и не пришел.