Иман, мгновенно позабыв о людях, с которыми ему так хотелось поближе познакомиться, сломя голову помчался за апортом.

– Здравия желаем, ваше величество! – разом рявкнули генерал и ротмистр, останавливаясь и козыряя.

Император руку до козырька не донес, углядел какую-то соринку на кителе и принялся ее стряхивать. Однако улыбнулся приветливо:

– Здравствуйте, господа, здравствуйте! А я вспомнил твое лицо! – обратился он к Лаврову. – Ты ведь, ротмистр, представлялся мне по поводу вступления в должность… Кажется, в Зимнем?

– Точно так, ваше величество!

Николай кивнул и повернул голову к военному министру:

– Бумаги, о которых я просил, мною получены. Виктор Викторович, ты не присядешь на скамейку, пока мы с ротмистром немного погуляем и побеседуем? А ежели возникнут какие-либо вопросы к тебе, мы обговорим это позже…

Сахаров кинул руку к козырьку и с великим облегчением обернулся, ища глазами скамейку.

– Лавров – а дальше? – Царь легко прикоснувшись к локтю ротмистра, направил его в длинную, закругляющуюся в перспективе аллею.

– Владимир Николаевич, ваше величество.

– Так как же мы с тобой, ротмистр, войну с японцами-то проворонили? Нет, я помню: все признаки надвигающееся войны были налицо. Но ведь мы, зная о неизбежном, все же старались японцев лишний раз не раздражать… Хотя теперь, оглядываясь назад, иногда начинаю думать – не было ли эта сдержанность ошибкой? Не была ли принята самураями превратно, как знак слабости?

Лавров молчал. Он понимал, что вопросы задаются не ему, самодержец лишь рассуждает вслух. Голос у Николая был, как и передавали, был мягкий, двигался он тоже как-то мягко, заложив руки за спину и лишь часто прикасаясь рукой в белой перчатке к аккуратной рыжеватой бородке, словно проверял – на месте ли она? На собеседника Николай тоже не глядел, лишь изредка углом зрения удостоверялся, что тот еще рядом, еще слушает.

Внезапно царь остановился, повернулся к Лаврову, и, по-прежнему не поднимая глаз от его начищенных сапог, строго спросил:

– А почему, собственно, ты до сих пор ротмистр? И представлялся с должной выслугой лет[132], и должность у тебя, прямо скажем, генеральская. И времени с начала действий Разведочного отделения много прошло – а ты всё ротмистр! Не заслужил?

– В Генеральном штабе виднее, ваше величество, – уклончиво ответил Лавров.

И в самом деле: ну не жаловаться же царю, что в Генштабе его словно вообще не замечали, а из наградных списков – это Лавров знал доподлинно – трижды вычеркивала чья-то властная рука.

Николай кивнул и снова двинулся по дорожке: