Душам, истерзанным сомнениями и негативизмом нашего века, мы хотим вернуть утешение, даруемое вечными и незыблемыми истинами. Мы не оспариваем Бога и добродетель; не оспариваем Отечество и его Историю; не оспариваем власть и ее авторитет; не оспариваем семью и ее мораль; не оспариваем величие труда и его ценность»[252].

Разъясняя провозглашенные принципы, премьер-министр подчеркнул: «Индивидуально, социально мы нуждаемся в абсолюте, и мы не будем… перекладывать на государство функцию декретирования культа и установления моральных принципов».

Отечеством Салазар считал «нацию в ее территориальной и моральной целостности, полноценно независимую, с ее историческим предназначением». «Есть более могущественные, богатые, возможно, более красивые, — заметил он. — Но это Отечество — наше, и никогда ни один хорошо воспитанный сын не пожелает стать сыном другой матери».

Без власти, которую премьер рассматривал как «право и долг», «не были бы возможны ни общественная жизнь, ни человеческая цивилизация». «В семье, в школе, в церкви, на заводе, в синдикате, в казарме, в государстве власть никогда не существует для себя, но всегда — для других; это не собственность, а обязанность», — пояснил он.

От семьи, был убежден политик, прямо зависят «мораль, состояние и сплоченность гражданского общества». «В ней рождается человек, в ней воспитываются поколения, в ней формируется маленький мир привязанностей, без которых человеку живется с трудом. Когда семья распадается, рушится дом, исчезает очаг, обрываются кровные связи, люди предстают перед государством одинокие, странные, лишенные опоры, с моральной точки зрения растерявшие больше половины самих себя», — указал премьер.

Труд Салазар назвал «источником богатства наций», «славой и честью». И хотя труд различных людей имеет «разное применение и экономическую ценность, моральное достоинство его одинаково», — подчеркнул глава правительства.

На консервативных позициях Салазар твердо стоял с юных лет. «Вся португальская история — это Бог, Отечество, Семья! Это религия, слава, любовь! — писал он в 1914 году, еще в студенческие времена, защищая традиционные ценности от атак либеральной республики. — Такова наша душа, потому что это душа наших отцов, живущая в нас. Этот так же точно, как то, что миром более правят мертвые, нежели живые!.. Политические режимы или снизойдут, чтобы впитать то, что есть хорошего, традиционного, прочного, существенного в душе народов, или останутся для них настолько чужими и поверхностными, что долго не продержатся»[253].