Премьер-министр не принимал любые «измы». «Мы против всех и всяческих интернационализмов, против коммунизма, против социализма, против синдикализма, против всего, что ослабляет, разделяет, распускает семью, против классовой борьбы, против безродных и безбожников, против силы в качестве источника права, мы — против всех великих ересей нашего времени, — говорил Салазар. — Мы… полны решимости создать корпоративное государство… и больше всего хотим, чтобы наша система управления была национальной, чисто португальской»[247].

Что касается корпоративного государства, то премьер рассматривал его прагматически, как инструмент примирения противоречий, мешающих сплочению общества: «Почему мы за корпоративную организацию? Потому что нам представляется, что она может привести к желанному синтезу интересов, способна предоставить квалифицированным представителям место встречи, дать возможность достичь взаимопонимания, заменить классовую борьбу»[248].

Португальский правитель требовал различать свободу личную и политическую. Первую он обещал защищать и охранять, призывая «жить обыденно» и декларируя невмешательство в частную жизнь, а вторую не считал зазорным жестко ограничить.

Судя по снижению накала оппозиционных выступлений к концу 1930-х годов, большинство португальцев такая политика устраивала. После хаоса Первой республики они были готовы мириться с отсутствием политических свобод, тем более что масштаб репрессий не шел в сравнение с разгулом насилия в других европейских странах, где у власти стояли правые режимы.

Аресты касались сотен людей. В концлагере Таррафал за 18 лет его существования погибли 32 узника. Штат ПВДЕ также поначалу был небольшим: три-четыре сотни человек. Это уже в конце Нового корпоративного государства, в 1970-е годы, в тайной полиции насчитывалось свыше 2,5 тысячи сотрудников, помощь которым оказывали 15 тысяч осведомителей, а в ее картотеке имелось досье на каждого пятого португальца[249].

Политическая цензура имела определенные послабления. Наряду с многочисленными официозными органами печати, издавались оппозиционные газеты «Република» и «Диариу де Лижбоа», еженедельник «Дьябу», ежемесячные журналы «Вертисе» и «Сеара нова». Крамольные мысли в них излагались эзоповым, но вполне понятным для читающей публики языком.

Концепция сочетания личной свободы с точечными, выборочными политическими репрессиями, рассчитанными на психологический эффект, деморализацию и духовную демобилизацию остальных оппозиционеров, привлекала внимание многих европейских политиков. Среди поклонников Салазара значились венгерские премьеры Бела Имреди и Пал Телеки, глава Вишистской Франции маршал Петен.