Разумеется, развитие внутренней политики государств нельзя было заморозить подобным же образом (за исключением случаев, когда это развитие могло привести к прекращению лояльности государства по отношению к сверхдержаве, союзником которой оно являлось). США не были склонны терпеть коммунистов и их сторонников у власти в Италии, Чили или Гватемале, так же как и СССР не был готов отказаться от своего права посылать войска в “братские” государства, которые пытались выйти из‐под контроля (Венгрия и Чехословакия). Советский Союз более болезненно, чем Соединенные Штаты, относился к разнообразию зависимых от него режимов, хотя имел гораздо меньше возможностей оказывать на них влияние. Еще до 1970 года СССР утратил контроль, который раньше имел над Югославией, Албанией и Китаем. Он вынужден был терпеть индивидуализм лидеров Кубы и Румынии; что же касается стран третьего мира, которые он снабжал оружием и которые разделяли его враждебность к американскому империализму, преследуя подчас совсем иные цели, над ними СССР и вовсе не имел реальной власти. Почти ни одно из этих государств не допускало легального существования местных коммунистических партий. Тем не менее сочетание власти, политического влияния, подкупа и логики биполярности и антиимпериализма поддерживало более или менее стабильное разделение мира. За исключением Китая, ни одно значительное государство не переходило из одного лагеря в другой, разве только в случае внутренней революции, которую сверхдержавы не могли ни инициировать, ни предотвратить, в чем Соединенные Штаты убедились в 1970‐е годы. Даже те союзники США, которые обнаружили, что их собственная политика все более подавляется альянсом (как поняла это Германия после 1969 года в вопросе Ostpolitik), не вышли из создающего им все большие трудности блока. Политически бессильные, нестабильные и незащищенные государства, неспособные выжить в международных джунглях (особенно много их было в регионе между Красным морем и Персидским заливом), кое‐как продолжали существовать. Тень ядерного облака гарантировала выживание не столько либеральным демократиям Западной Европы, сколько режимам наподобие Саудовской Аравии и Кувейта. “Холодная война” была лучшим временем для карликовых государств – лишь после ее окончания стала очевидна разница между решенными проблемами и теми, которые были отложены в долгий ящик.

В-третьих, “холодная война” наводнила мир оружием в количествах, превосходящих всякое воображение. Это явилось естественным результатом сорока лет постоянного наращивания вооружений в индустриальных государствах для защиты от войны, которая могла разразиться каждую минуту; состязания сверхдержав за новых друзей и влияние путем распространения оружия по всему земному шару, не говоря уже о постоянных военных действиях “малой интенсивности” с периодическими вспышками крупных конфликтов. Милитаризованная в значительной степени экономика и огромный влиятельный военно-промышленный комплекс были заинтересованы в продаже своей продукции за рубеж, хотя бы для того, чтобы доказать своим правительствам, что они не только поглощают астрономические военные бюджеты без всякой экономической выгоды, для собственных нужд, но и на что‐то пригодны. Беспрецедентная мода в мире на военные режимы (см. главу 12) породила перспективный рынок, питавшийся не только от щедрот сверхдержав, но и (после резкого взлета цен на нефть) из местных источников – доходов султанов и шейхов стран третьего мира, которые росли с невероятной быстротой. Экспортом оружия занимались все. Социалистические страны и некоторые переживавшие упадок капиталистические государства, как, например, Великобритания, кроме оружия, мало что могли предложить мировому рынку из конкурентоспособных товаров. В торговый оборот вовлекались не только тяжелые виды оружия, которые могли использовать лишь правительства. Эпоха повстанческих войн и терроризма породила массовый спрос на легкие, портативные, но не менее разрушительные и смертоносные виды оружия. Преступный мир больших городов в конце двадцатого века обеспечивал этой продукцией появившийся гражданский рынок. В этой обстановке названия израильского пистолета-пулемета “Узи”, русского автомата Калашникова и чешской взрывчатки “Семтекс” стали словами повседневного обихода.