– Господин, я принес тебе весть от Бога. – Он махнул рукой на рассерженного Свитреда и обратился ко мне. – Но сначала должен сказать, с великой радостью, что паства моя хорошо потрудилась и наварила соли, которую ты можешь у нас купить.

– Епископ, у меня уже есть соль.

– Никакой он не епископ! – прошипел Свитред.

– Чтоб тебе дьявол перднул в рот, – надменно парировал Иеремия, – а черви кишели в похлебке твоей. – Он снова обратился ко мне: – Господин, моя соль непростая. Она благословлена Избавителем нашим. Это соль Спасителя. – На лице Иеремии появилась торжествующая улыбка. – Если ты ее купишь, – хитро добавил он, – у меня появится серебро, чтобы заплатить тебе подать!

Мне казалось иногда, что Иеремия вовсе не спятил, и я, подобно Рагнару, находил его забавным.

– На прошлой неделе я давал тебе серебро, – напомнил я. – За сельдь и лосося.

– Те монеты я отдал бедным, как повелел мне Агнец Божий.

– Где же ты бедных нашел? – спросил я.

– Сын Человеческий не имеет, где преклонить голову[5], – загадочно ответил Иеремия, потом повернулся к Свитреду, бледному от негодования. – Ты женат?

– Нет, – выдавил Свитред.

– Я нахожу, что груди жены – хорошая подушка, – жизнерадостно заявил Иеремия. – Господу нашему следовало бы жениться – ему бы крепче спалось.

– Еретик! – выдохнул Свитред.

– Чтоб опарыши ползали у тебя в заднице, – провозгласил Иеремия, потом повернулся, и мне показалось на миг, что ему хочется спросить меня про груди Эдит, но у него на уме было иное. – Господин, ты слыхал про Скёлля Норманна?

– Разумеется! – Вопрос меня ошеломил.

– Языческий тиран, величающий себя королем, – презрительно продолжил Иеремия. Он перешел на родной датский, явно не желая, чтобы Свитред понял наш разговор. – Это враг Божий. Ты встречался с ним?

– Было дело.

– И остался жив? Хвала Господу!

– Откуда ты прознал про Скёлля?

– Откуда прознал? – Епископ недоуменно посмотрел на меня. – Господин, ты ведь разговариваешь со своими слугами?

– Ну конечно.