– Кто знает, господин? Год? Два года? Неделю? – Свитреда моя грубость, похоже, ничуть не обидела, как не печалила его и скорая перспектива смерти государя. – Мы, разумеется, молимся о выздоровлении короля.

– Ну конечно, – подхватил я, вложив в свои слова ту же долю искренности, что и Свитред. Дым от свечи стал гуще.

– Короля везут в Винтанкестер, – еще тише продолжил Свитред. Свеча трепетала, но не гасла. – Он велел принцу Этельстану оставаться в Тамвеортине.

– В качестве правителя Мерсии? – осведомился я.

– В качестве доверенного представителя короля, – ответил Свитред так тихо, что я едва его расслышал. – Принц каждый день молится об отце.

О чем именно, подумалось мне. О том, чтобы Эдуард умер? Я уже успел убедиться, Этельстана терзали амбиции, острые как лезвие клинка.

– Сыну полагается молиться за отца, – отозвался я.

Свитред пропустил эту формальную реплику мимо ушей.

– И еще принц молится, – поп почти шептал, – чтобы ты выступил на юг, едва услышав новость о кончине Эдуарда.

Эти слова заставили меня резко обернуться. Так ему известно о клятве, данной мной Этельстану? Мы решили держать договор в тайне, но Свитред, один из исповедников Этельстана, невинным взглядом озиравший сейчас церковь аббатства, явно знал подоплеку произнесенных им слов.

– Так, значит, принцу Этельстану требуется помощь язычника? – съехидничал я.

– Если язычник приближает царство Божие на земле, то да. – Священник помолчал, продолжая оглядывать неф. – Господин, если нужно срубить дерево, – добавил он, – землепашец берет тот топор, который лучше наточен.

Меня это едва не рассмешило. Под землепашцем подразумевался Этельстан, под деревом – Этельхельм, а топором предстояло стать мне.

– А как же ты? – спросил я.

– Я, господин? – Свитред обратил на меня растерянный взгляд.

– Ты признался мне, что отсылал донесения королю. Сообщил ли ты ему о просьбе Этельстана ко мне выступить на юг после смерти Эдуарда?

Ни к чему пояснять, что мой поход на юг предпринимается с целью покончить с олдерменом Этельхельмом. Счел излишним.

– Я не извещал государя об этом, – отрезал священник. – И не сделаю этого.

Я хмуро посмотрел на него.

– Ты не делаешь тайны из своей ненависти к язычникам, – напомнил я. – Тогда как мог ты одобрить требование принца?