– В давнюю пору этот город был, надо полагать, замечательным, – рассказывал Альфред. – Настоящим чудом! Но пал за грехи свои. – Как это часто случалось, он пребывал в мечтательном настроении, оплакивая исчезнувший мир. – Нам следует отстроить новый Рим, – заявил он однажды, и я попытался представить, как мы возводим великий город из глины, хвороста, бревен и соломы.
Но я понимал, как понимал это и сам Альфред, что прежний славный мир сгинул без следа, и мы все глубже погружаемся во мрак дыма, огня, дикости и крови.
– Господин! – вывел меня из задумчивости голос Эдрика. – Вон там!
Я бросил взгляд через долину и увидел Хеабург. Ну наконец-то!
И вот тогда Утред, зимами косматый, Созвал своих воинов, жадных до битвы кровавой. Мечи их остры, а щиты были крепки. Взмолились они Отмерителю…– Опять ты про «Отмерителя», – взъелся я на отца Селвина.
– Господин, это же поэма, – робко возразил он.
– И объясни-ка мне, – с угрозой в голосе начал я, – что такое «косматый зимами»?
– Это означает, что ты закаленный воин, господин, – выпалил он, явно готовый к вопросу.
– Старик то есть.
– Закаленный, господин. Ну и твоя борода… – Голос изменил ему.
– Договаривай!
– Твоя борода, господин, она белая, – проговорил он смущенно, потом замолчал. – Ну, серая. – Снова пауза. – Может, седоватая? – предпринял поп еще одну попытку. – Ну, местами.
– И мои люди вовсе не были «жадными до битвы кровавой», – продолжил укорять я.
– Это же поэма!
– Мои люди были напуганы, – объяснил я ему. – Сильно напуганы. Я бы предпочел пройти через все пучины преисподней, только не брать снова приступом Хеабург. Жуткое место.
Да уж, таким оно и было. Впервые я увидел Хеабург с края расположенной к югу долины и, глядя на него, проклял римлян. Форт они выстроили на широком выступе над долиной Тинана, уходившем от склона холма. Мы находились достаточно далеко, примерно в миле, но по мере того, как поднимались выше и укрепления стали видны лучше, я понял, почему Скёлль предпочел дожидаться внутри, а не выходить нам навстречу.