Подобный сценарий следовало проделать и с «неудобным» городовым: сначала завлечь в дом, а потом склонить на свою сторону. Однако на деле удачной оказалась лишь первая часть затеи – привести служивого во дворец. Всё остальное назвать удачей можно с большой натяжкой.

В. Пуришкевич:

«…– Послушай, братец, – продолжал я, положив руку ему на плечо. – Ответь мне по совести: ты любишь батюшку царя и мать Россию; ты хочешь победы русскому оружию над немцем? – Так точно, ваше превосходительство, – ответил он. – Люблю царя и отечество и хочу победы русскому оружию. – А знаешь ли ты, – продолжал я, – кто злейший враг царя и России, мешает нам воевать, кто нам сажает Штюрмеров и всяких немцев в правители, кто царицу в руки забрал и через нее расправляется с Россией? Лицо городового сразу оживилось. – Так точно, – говорит, – знаю, Гришка Распутин. – Ну, братец, его уже нет: мы его убили и стреляли сейчас по нем. Ты слышал; но можешь сказать, если тебя спросят: «Знать не знаю и ведать не ведаю»? Сумеешь ли ты нас не выдать и молчать? Он призадумался. – Так что, ваше превосходительство, если спросят меня не под присягою, то ничего не скажу, а коли на присягу поведут, тут делать нечего, раскрою всю правду. Грех соврать будет…»[325]

«…– Послушай, братец, – продолжал я, положив руку ему на плечо. – Ответь мне по совести: ты любишь батюшку царя и мать Россию; ты хочешь победы русскому оружию над немцем?

– Так точно, ваше превосходительство, – ответил он. – Люблю царя и отечество и хочу победы русскому оружию.

– А знаешь ли ты, – продолжал я, – кто злейший враг царя и России, мешает нам воевать, кто нам сажает Штюрмеров и всяких немцев в правители, кто царицу в руки забрал и через нее расправляется с Россией?

Лицо городового сразу оживилось.

– Так точно, – говорит, – знаю, Гришка Распутин.

– Ну, братец, его уже нет: мы его убили и стреляли сейчас по нем. Ты слышал; но можешь сказать, если тебя спросят: «Знать не знаю и ведать не ведаю»? Сумеешь ли ты нас не выдать и молчать?

Он призадумался.

– Так что, ваше превосходительство, если спросят меня не под присягою, то ничего не скажу, а коли на присягу поведут, тут делать нечего, раскрою всю правду. Грех соврать будет…»[325]

Надо отдать должное системе царской империи по отбору сотрудников в свои органы: кадры были отменные! Что в жандармерии, что, как показывает данный случай, в полиции в целом. Сюда набирали людей, прошедших военную службу, достаточно зрелых и опытных (Власюку было 48 лет, Ефимову – 59), которых за понюшку табака было не купить, тем более – обмануть лживыми лозунгами. Для таких служба – превыше всего! Неудивительно, что с первых дней так называемой Февральской революции восставшие стали громить именно жандармские и полицейские участки, откуда исходила явная угроза для разного рода бунтовщиков и социалистов.