Остальные полководцы не менее успешно действовали в глубинке страны и у побережья. Шурахбил подчинил Акру и Тир. Язид и его брат Муавия взяли Сидон, Бейрут, Джебейль и Триполи. На юге еще стояли эллинизированные Иерусалим и Кесария (Кейсария). Иерусалим продержался против Амра до 638 года, когда его жители поставили условием сдачи, чтобы Умар, находившийся в то время в Джабии, лично принял их капитуляцию. Проблема Кесарии осложнялась тем, что городу можно было подвозить помощь с моря. В конце концов и она пала в 640 году через семь лет регулярно предпринимавшихся нападений, кульминацией которых стала осада города войсками Муавии. Окончательное падение произошло из-за предательства одного из его жителей, еврея. За эти семь лет (633–640) мусульмане покорили всю страну с юга на север.

Столь «легкое завоевание» стратегической провинции Византийской империи объяснить нетрудно. Военная структура этой империи была настолько же сильно подорвана персидскими вторжениями в начале VII века, насколько духовное единство ее общества – монофизитским расколом середины V века. Последняя попытка Ираклия (638) преодолеть религиозный конфликт при помощи компромисса ни к чему не привела, как и все предыдущие. Компромисс этот разработал его патриарх Сергий, сириец яковитского происхождения, и цель его состояла в том, чтобы замять спорный вопрос о природе Христа и вывести на первый план его единую волю (thelema). Новая формула не удовлетворила ни православных византийцев, ни сирийских диссидентов. Фактически это привело к созданию новой секты – монофелитов, утверждавших, будто Христос обладал только одной волей – божественной. Основная масса сирийцев держалась за свою церковь. Для них это было нечто большее, чем просто религиозное учреждение; она давала выход их подавляемому, почти не высказанному ощущению собственной национальной принадлежности.

Как мы узнали выше, ни разу с момента завоеваний Александра жители Сирии как народ не теряли своего национального характера, родного языка и семитской религии и никогда всецело не отождествляли себя с греко-римским образом жизни. Даже в самом своем расцвете эллинистическая культура оставалась лишь на поверхности, затрагивая тонкую прослойку интеллигенции в городах. Большая часть населения, вероятно, на протяжении этого тысячелетия считала своих правителей чужаками. Разрыв между властями и подданными, несомненно, усугублялся злоупотреблениями и высокими налогами. Сирийским народным массам VII века арабские мусульмане, пожалуй, должны были казаться более близкими и этнически, и лингвистически, и, возможно, религиозно, чем ненавистные византийские господа.