При Аббасидах зона сугур сузилась до границ области от Авласа на Средиземном море через Тарс до Сумайсата (Самосата) на Евфрате. Стоя у южного входа к знаменитому перевалу через Тавр, известному под именем Киликийских ворот, Тарс служил базой для крупных военных кампаний на римские земли. Там размещался крупный конный и пеший контингент. Через Тавр вела и другая дорога, не столь известная, из Мараша в Эльбистан, называвшаяся Дарб-аль-Хадас. Все эти твердыни много раз переходили из рук в руки по мере того, как наступали и отступали волны войны. При Омейядах и Аббасидах свирепая схватка шла едва ли не за каждую пядь земли. Это была воистину «ничейная земля». Ее почва, как никакая другая в Азии, насквозь пропиталась кровью.

Во времена Муавии[242], а также Абдул-Малика и других преемников из года в год заведенным порядком проводилась крупная кампания летом (саифа) и поменьше – зимой (шатия). Эти походы служили для подготовки. Их целью, как и у традиционных набегов бедуинов, была добыча, хотя, возможно, воинов и манила смутно маячившая вдали Византия. Константинополь находился в 450 милях (720 км) от Тарса по прямой линии. Арабам так никогда и не удалось надежно закрепиться в Малой Азии. Их основной военный импульс следовал по линии наименьшего сопротивления и был направлен на восток и запад. Казалось, высокие хребты Тавра и Анти-Тавра самой природой были поставлены вечной преградой. К тому же и климат Анатолии был слишком суров для сыновей пустыни. Арабский язык застывал на южных склонах этих гор. Ни единая область Малой Азии так и не заговорила по-арабски. С давних времен, с дней хеттов, ее население не было семитским.

Периодические набеги на Малую Азию в конце концов добрались и до столицы. Это случилось в 668 году, всего через тридцать шесть лет после смерти Мухаммеда. Тогда впервые взорам арабских воинов открылся могущественный и гордый город на Босфоре. Возглавлял их Фадала ибн Убайд аль-Ансари. Армия перезимовала в Халкидоне (азиатский пригород Константинополя), где сильно страдала от нехватки продовольствия, оспы и других болезней. Весной 669 года Муавия послал туда подкрепления под началом своего сына Язида, любителя удовольствий, против его воли. Язид и Фадала осадили Константинополь с его высокими тройными стенами. Разумеется, в кампании участвовал и флот. Однако летом осада была снята; Византия нашла себе нового, энергичного императора Константина IV (668–685).

В легендарном повествовании об этой осаде Язид отличился храбростью и стойкостью, чем заслужил себе прозвище фата альараб («заступник арабов»). Маятник победы качался то в одну, то в другую сторону, и из двух византийских шатров поочередно раздавались возгласы ликования – так рассказывает «Агани». Один занимала дочь царя Рума (римлян); другой – дочь бывшего царя Гассана Джабалы ибн аль-Айхама. Перспектива захватить арабскую царевну толкнула Язида на необычные действия. Но легендарную славу Язида затмевала слава престарелого Абу Айюба аль-Ансари, когда-то знаменосца Пророка, первым приютившего его в Медине в дни хиджры. Во время осады Абу Айюб умер от дизентерии. Его прославленная гробница за городскими стенами вскоре стала святыней для греков-христиан, считалось, что там особенно хорошо молиться о ниспослании дождя во время засухи. Позже, когда уже другие мусульмане, турки-османы, осаждали Константинополь, гробницу обнаружили, когда ее чудесным образом осияли лучи света – примерно так же первые крестоносцы в Антиохии обрели «святое копье». На этом месте построили мечеть, и житель Медины стал святым для трех народов.