Публика пришла в неистовство. Королева послала открытую телеграмму с выражениями сожаления о случившейся катастрофе. «Новости из Хартума ужасны, — писала она. — Но еще ужаснее мысль о том, что все это можно было предотвратить и спасти множество драгоценных жизней, начав действовать раньше». Послание королевы мог прочесть любой почтовый служащий, — несомненно, на это оно и было рассчитано. Кабинет обсуждал свою отставку, но не пришел ни к каким определенным выводам. Кругозор министров ограничивался пределами их карьеры, и отставка означала политическую смерть. Гладстона открыто называли убийцей Гордона. За пятьдесят лет общество не испытывало более мучительного потрясения, и это во многом оттолкнуло британскую публику от либерального правительства. Сам Гладстон погрузился в пучину бессильного гнева и осыпал себя истерическими упреками.

В правительстве преобладало общее ощущение нестабильности. Шла ли речь о Судане, бюджете, Ирландии, Законе о принуждении, всегда находился тот, кто считал, что коллеги предали его в этом вопросе. Гладстон признался жене, что это был «дикий политический роман с непрерывной чередой сменяющих друг друга необычайных происшествий и чудесных спасений в тот момент, когда все, казалось, висело на волоске». Когда в июне 1885 года палата общин отклонила бюджет, Гладстон воспользовался этой возможностью и ушел в отставку, после чего тори лорд Солсбери занял кресло премьер-министра и оставался в нем семь месяцев. У него была идея. Тори имели поддержку большинства в палате лордов, и, если бы они начали вести себя как радикалы, это не уронило бы их в глазах страны. Дизраэли однажды такое удалось. Поэтому Солсбери с подачи Гладстона соглашался, что тори, возможно, скорее удастся провести радикальные меры в отношении Ирландии. На самом деле это была лишь химера, и, вероятно, он это понимал. В ответ на заявление националистов: «Мы должны доверять ирландскому народу» — он заметил: «Доверие зависит от людей, которым вы доверяете. Вы не доверили бы свободные представительные учреждения, например, готтентотам».

За короткий период своего пребывания в должности (Чемберлен называл это правительство «кабинет попечителей») Солсбери протянул оливковую ветвь к другому берегу Ирландского моря, отклонив Билль о преступлениях и проведя в парламенте Билль о выкупе земли ирландскими арендаторами. Этого было недостаточно. Парнелл требовал от Солсбери большего. Он отточил свою парламентскую тактику до такой степени, что мог эффективно пресекать все слушания. Он вел двойную игру в пользу Ирландии. На следующих всеобщих выборах 1885 года его ждал триумф. Либералы получили 319 мест, консерваторы — 249, а сторонники Парнелла — 86, и баланс сил теперь зависел от них. Результаты не обрадовали никого, кроме Парнелла. Либералы остались самой крупной партией в парламенте, и в этом не было ничего необычного, однако теперь у них не было однозначного большинства. Солсбери возглавлял правительство меньшинства, и он знал, что оно не продержится долго. «Я некоторым образом чувствовал всю меланхолию этого положения, — писал лорд Роузбери. — М-р Г. постарел, ослаб и стал совсем не таким победоносным, как в 1880 году, — если его вообще еще можно было называть победоносным. Отчего-то казалось, что мы наблюдаем закат его долгой блистательной карьеры». Гладстон, временно охрипший после болезни, молча сидел перед новыми министрами. Они тоже молчали, — в сущности, им нечего было сказать. В ирландском вопросе они чувствовали себя растерянно и неуверенно и опасались грядущих неприятностей. Солсбери объяснил их бездействие тем, что они приняли должности, только чтобы исполнить свой долг перед королевой. Им ничего не нужно было делать до всеобщих выборов, поэтому он решил продолжать, заручившись поддержкой Парнелла.