Дружба с Власиком помогла в очередной раз защитить Козловского от необоснованных, как он считал, претензий Большого театра. После войны певец отправился в концертное турне по частям Советской армии, дислоцировавшимся в Германии, Австрии и Чехословакии. Иван Семенович так долго ездил, что на его основной работе у дирекции кончилось терпение. Его отстранили от выступлений на целый квартал. Тогда жена, Галина Сергеева, написала Сталину письмо с просьбой «прекратить это сознательное или бессознательное изматывание человека! Ведь речь идет о теноре с очень тонкой конституцией, который может и должен еще работать и работать». Челобитную передал Власик. От Козловского отстали. А дружба с Поскребышевым была настолько тесной, что саму Сергееву как-то вызвал Берия, потребовав дать показания на сталинского секретаря, якобы устраивающего у себя дома оргии. Она никаких показаний не дала. Так что независимое поведение Ивана Семеновича в бытность его работы в Большом театре имело вполне себе конкретные причины.

Ревность артистов друг к другу — явление привычное, до тех пор, пока не выходит за приемлемые рамки. Но иногда она принимает причудливые формы. В 1949 году Большой театр готовил торжественное приветствие к юбилею МХАТа. Директор Солодовников дал задание Покровскому с Кондрашиным использовать хор, оркестр и чтобы при этом было весело: «Но учтите, что это не капустник — все должно быть в достаточной степени солидно и без хохм!» Да уж какие хохмы — на дворе вовсю идет борьба с космополитами, а, как известно, хорошо смеется тот, кто смеется последним (этим последним в Советском Союзе был тогда всем известный человек).

Думали они, думали и придумали — начнется действо с полонеза, во главе которого будут идти Николай Голованов об руку с Антониной Неждановой, затем выход всех корифеев Большого театра. Само приветствие должно звучать на музыку великих русских композиторов, но с актуальным поздравительным текстом Сергея Михалкова. Марк Рейзен будет петь Варяжского гостя из «Садко», Александр Пирогов — песенку Томского из «Пиковой дамы», баритоны — хором Веденецкого гостя, а теноры Сергей Лемешев и Иван Козловский — «Я люблю вас, Ольга», причем обращаясь к чеховской вдове Книппер-Чеховой. Довольно остроумно и находчиво. Не как в нынешнем КВН.

Учитывая необычность ситуации для «первачей», которые должны были, соседствуя друг с другом, стоять на сцене не своего, а чужого театра (психологическая несовместимость!), режиссеру праздника требовалось проявить изрядную смекалку, дабы свести всех их вместе, чтобы они еще не подрались. С каждым из народных артистов встретились по отдельности, внушив ему исключительность именно его роли в предстоящем выступлении и вручив текст, написанный зачем-то крупными буквами. На удивление, все согласились. И во время репетиций с Рейзеном и Пироговым вроде все обошлось. Марк Осипович только спросил: «Можно ли лорнетку? У меня нет очков…» — на что стоявший рядом Пирогов саркастически заметил: «Шаляпин тоже всегда с лорнеткой выступал…» И тогда Рейзен отказался: «Ну нет, лорнетку не надо, я монокль надену…»[85]