35 фунтов муки (пшеничной и ржаной) — 14 килограммов 350 граммов;

12 фунтов крупы (разных круп) — 5 килограммов;

6 фунтов гороха — 2 килограмма 500 граммов;

15 фунтов мяса — 6 килограммов 150 граммов;

5 фунтов рыбы — 2 килограмма;

4 фунта жиров — 1 килограмм 640 граммов;

2,5 фунта сахара — 1 килограмм 25 граммов;

0,5 фунта кофе — 205 граммов;

2 фунта соли — 820 граммов;

1 фунт мыла — 450 граммов;

0,75 фунта табака — 307 граммов;

5 коробков спичек.

С 1921 года пайки выдавали еще и членам семьи деятелей культуры. Усиленный академический паек получал и мальчик Дима Шостакович по ходатайству композитора Александра Глазунова, директора Петроградской консерватории, — папа вундеркинда снабжал Глазунова спиртом, который тот очень любил. Всего же к 1922 году число академических пайков в стране превысило 15 тысяч, к чему приложил руку Анатолий Луначарский.

Нарком не раз хлопотал перед Лениным об увеличении числа пайков, например в письме от 13 июля 1920 года: «С пайками вышла порядочная чепуха. Воспользовавшись моим отъездом, нам дали их раз в 10 меньше, чем обещали. При таких условиях за бортом оказалось, по самому малому счету, говоря о Москве, человек 200, безусловно заслуживающих пайка в такой же мере, как те 175, которых я имел возможность удовлетворить». Анатолий Васильевич, как и в случае с сохранением Большого театра, которое требовалось, по его мнению, для поддержания престижа в глазах иностранцев, преследовал сугубо практические цели. Нарком признавал, что «отсутствие пайка равносильно скандалу в Советской Республике». Значит, скандала надо избежать. Распределение пайков среди деятелей культуры, таким образом, имело своей целью и снижение негативных последствий ненужного шума за рубежом: большевики морят голодом свою творческую интеллигенцию.

Всех, конечно, не накормишь. Чтобы все эти певцы и дирижеры не помирали друг за другом, наиболее видных из них решили окружить теплотой и заботой, разделив на пять категорий по степени значимости. Шаляпина с Собиновым отнесли к самой высшей. Для счастливчиков устроили санатории в отобранных у буржуев усадьбах — в Петергофе, Детском Селе, Гаспре, Кисловодске. Для москвичей санатории организовали в Болшеве и Узком, бывшем поместье князей Трубецких.

А когда пайков не хватало, артисты зарабатывали, как могли, получая оплату за выступления натурой. Николай Голованов и Антонина Нежданова за выступление в Подмосковье получили гонорар мукой. На въезде в Москву их остановил патруль, заподозривший супругов в спекуляции. Хорошо еще, что у Голованова был мандат за подписью Ленина, но не того, а другого — Михаила Францевича, возглавлявшего актерский профсоюз актера Малого театра. Он известен тем, что еще до 1917 года оправдывался в прессе: «Я, артист Императорского Малого театра Михаил Ленин, прошу не путать меня с этим политическим авантюристом Владимиром Лениным». В общем, пронесло и его, и Голованова с Неждановой.