В первом ряду спиной к сцене за длинным праздничным столом вполоборота ко мне размытое моим страхом и ярким светом усатое лицо императора. Рядом с ним Мао. Встаю в препарасьон, звучит рояль. Ну, Господи, пронеси! Первый прыжок. Катастрофа. Пол паркетный, натертый до блеска воском. Только бы не упасть, поскользнувшись. Это единственное, о чем я думаю. Как станцевала, хорошо, плохо ли, не понимаю. Но устояла, не грохнулась. Слышу глухие аплодисменты. Сталин, наклонившись, что-то говорит Мао Цзэдуну. Между ними, как на переводной картинке, всплывает лицо безымянного переводчика. Кланяюсь, натужно улыбаюсь и, как приказали, не задерживаясь, ныряю в приоткрывшуюся бело-золотую дверь. Ловлю себя на мысли, что опустила при реверансе глаза в пол. Признаюсь через годы — встретиться взглядом со Сталиным мне было просто страшно. Интуитивно. Обессиленная, медленно бреду в свою комнатуху. Бездвижно, долго сижу перед зеркалом. Лицо осунулось, не мое. Отшпиливаю красную розу. Мертвецки устала. Отдышусь, потом переоденусь. В утренних газетах краткое коммюнике ТАСС о праздничном концерте в Кремле. И моя фамилия там. Это победа. Можно теперь и побороться за свое будущее. Того глядишь, дадут станцевать что-то новое…» И ведь дали — звание заслуженной артистки РСФСР! Спасибо товарищу Сталину[122].

Вероятно, из вредности, Майя Михайловна не уточнила для нас подробности того, как после концерта ее и других артистов вкусно накормили кремлевской едой. В отличие от концертов в Большом театре, где их не кормили (это мог предложить только Сталин, да и то кучке избранных, усадив их за свой стол в ложе), после выступлений в Георгиевском зале Большого Кремлевского дворца (на специально выстроенной большой сцене) певцов и танцоров усаживали покушать. Кормили всем тем, что стояло и на столе у членов политбюро, — мясо, рыба, икра, балык, свежие овощи, крымские вина и армянский коньяк. Вот почему попасть на концерты в Кремль считалось даже большей удачей, чем петь для Сталина в Большом театре (к тому же правительственные концерты в театре отдельно не оплачивались).

Участие Плисецкой в кремлевском концерте свидетельствовало и о большом к ней доверии, ибо биография балерины с такой, прямо скажем, неидеальной анкетой — мать сидела, родня за границей — могла бы на всю оставшуюся жизнь (а товарищ Сталин готовился жить вечно) перечеркнуть развитие ее карьеры. До войны артисты, имеющие родственников на Западе, на правительственные концерты не допускались. Например, виолончелист Свет Кнушевицкий никогда не играл перед Сталиным, ибо в анкете честно написал, что имеет родственников за границей. И потому НКВД находил ему замену, вместо Кнушевицкого играл другой музыкант, не такой хороший, но зато проверенный.