Большая часть наиболее развитых культур американских индейцев находилась на территориях, колонизированных испанцами. Как можно было ожидать, более примитивные народы, которые встретились другим европейцам, подверглись менее тщательному изучению. Иоганн Мориц Нассау-Зигенский[80] проявил неподдельный интерес к обитателям диких лесов Северной Бразилии и заслужил их ответную любовь. Его интерес разделяли некоторые художники и ученые-естествоиспытатели, которые часто посещали его небольшой двор. Образцы ремесленного искусства индейцев были собраны в Бразилии и позднее оказались в европейских музеях. Некоторые книги о Бразилии, которые позднее были напечатаны в Амстердаме за счет Иоганна Морица, особенно роскошные фолианты Каспара ван Берле (Барлеуса), содержат в добавление к описаниям флоры и фауны много этнографической информации. Однако успехи ни португальцев, ни голландцев в этой области не могут сравниться с достижениями испанцев. В английской Америке самым лучшим рассказом о культуре индейцев одного периода является один из самых первых – книга Томаса Харриота (Хэрриота) Briefе and true report (англ. «Краткий и подлинный отчет»), которая вместе рисунками Джона Уайта и примечаниями, которые Харриот написал для гравюр в книге Де Бри «Америка», дает глубокое представление о людях, которых встретили первые колонисты Виргинии. Харриот описывает деревни индейцев, их бытовые привычки, ремесла, обряды и религиозные верования и подробнее всего – выращиваемые ими культуры. Он немного выучился алгонкинскому языку и научил английскому языку некоторых своих информаторов-индейцев. Он был внимательным наблюдателем – беспристрастным, но благожелательным, и у него индейцы выглядят как отдельные личности.

Прибрежное племя алгонкинов, которое он описал, состояло из первобытных людей и составляло лишь одну из многих групп лесных жителей. Жителей лесов Новой Англии никто так тщательно не изучал. Колонисты Новой Англии проявляли сравнительно мало интереса к индейцам – лишь настолько, насколько они были опасны. Некоторые считали, что отеческая забота Господа об их поселении проявилась в том, что он поразил индейцев эпидемией за несколько лет до их миграции, тем самым обезопасив опустевшие земли для Своих детей. Большинство богословов-пуритан считали обращение в христиан таких примитивных народов безнадежным делом, а индейцев – порождением дьявола. Из этого общего правила было несколько исключений, особенно Джон Элиот с его переводом Библии для алгонкинов, но от обращенной вовнутрь и преследующей за ересь теократии в Новой Англии едва ли можно было ожидать, что она будет с одобрением относиться к благожелательной независимости этнолога. Кое-какую интересную информацию об индейцах можно найти у Томаса Мортона в книге New English Canaan (англ. «Новая Англия – земля обетованная»). Мортон был занятным плутом, увлеченным спортсменом и хорошим натуралистом, хорошо описавшим дичь в лесах Новой Англии. Ему нравились индейцы, и он с ними ладил, но он любил небылицы и, безусловно, не был антропологом. В общем, краснокожий человек в эпоху разведывательных исследовательских экспедиций будил скорее воображение англичан – и более сложным образом французов, – нежели их научную любознательность. Покахонтас – la Belle Sauvage (фр. прекрасная дикарка) стала обаятельным и привлекательным образом. Поэзия и драма в конце XVI – начале XVII в. полны отзвуков этого первобытного Нового Света. Очеркисты и философы – Монтень сделал это первым в своем рассказе о каннибалах – не замедлили указать на нравственные уроки, которые следует извлечь из недавно открытого мира первозданной чистоты. Влияние произведений Монтеня в переводе Флорио явственно чувствуется в пьесе «Буря». Самый трогательный портрет дикаря, каким он предстал перед европейцами – с непростым характером, трогательный, привлекательный и отталкивающий, – нарисовал не антрополог, а поэт.