Объем описаний, научных и литературных, американских индейцев резко контрастирует с заговором молчания в отношении мигрантов поневоле – африканских рабов. Раб, даже если он по закону и является движимым имуществом, не обязательно лишен индивидуальности в глазах его владельцев, но в Америках массовый характер плантационного рабства и торговля рабами начисто лишили большинство европейцев какого-либо чувства гуманности по отношению к африканцам, которых они покупали и услугами которых пользовались. Большинство авторов на эту тему интересовались только экономическими аспектами рабства, ценой рабов, эффективным управлением ими, их способностью работать. Это не значит, что совесть европейцев была совершенно спокойна на этот счет или что европейцы принимали юридические софизмы, используемые для того, чтобы оправдать рабство негров, осуждая при этом порабощение индейцев. Некоторые авторы открыто критиковали рабство и торговлю рабами. Лас Касас делал это в более поздние годы. Такой же пламенный критик монах Томас де Меркадо в трактате о законе о торговле и морали использовал аргументы о работорговле, которые предвосхитили аргументы, выдвинутые Уилберфорсом и Кларксоном более двух веков спустя. Однако противники рабства, как и его апологеты, оперировали обобщениями, в этом случае богословскими и юридическими. Как правило, они не писали о неграх как людях; в лучшем случае они иногда упоминали подробности обычаев, которые поразили их как своеобразные или интересные. Существует одно произведение о рабстве негров и распространении христианства среди рабов, которое содержит серьезную этнологическую информацию, – очень редкий трактат Алонсо де Сандоваля, напечатанный в Севилье в 1627 г. Эта книга, как и книга Меркадо, является горячим осуждением работорговли. Сандоваль был ректором иезуитского колледжа в Картахене-де-Индиас (в Колумбии) и писал о рабах-неграх, опираясь на собственные знания. Среди множества разнообразных деталей он приводит подробное описание племенных отметин, которые носили представители гвинейских и ангольских народов. Сандоваль был исключительным автором. В целом ни поэты, ни философы, ни антропологи не обращали внимания на раба с плантаций в эпоху разведывательных исследовательских экспедиций.

Миграции в этот период были также и перемещением растений и животных, а не только людей. Европейские домашние животные – лошади, крупный рогатый скот, овцы, козы и свиньи, как мы уже видели, радикально изменили экономическую жизнь обеих Америк; а так как многие из них одичали, то глубоко изменили местную флору и фауну. Движение в обратном направлении и животных, и людей было в сравнении пренебрежимо мало. Ламы и викуньи мало интересовали европейцев. Один вид домашних животных привлек внимание испанцев – мексиканская съедобная собака пала первой жертвой завоевания и исчезла с лица земли. Единственными американскими представителями фауны, представлявшими экономическую ценность и завезенными в Старый Свет, были домашняя индейка и мускусная утка, которая не имеет никакого отношения к Москве (Muscovy означает и «Московия, Московское государство», и «мускусная». – Пер.). Перемещение культурных растений, с другой стороны, было двухсторонним и чрезвычайно сложным обменом. Эмигранты-европейцы брали с собой много хорошо известных им растений в качестве и товарных культур, и культур, выращенных для своего повседневного потребления. Из пищевых культур пшеница была наиболее важной. Она была широко распространена в XVI в. в благоприятных высокогорных районах американских тропиков, таких как долина Пуэбла в Мексике, а в XVII в. была завезена в зону умеренного климата Северной Америки английскими и французскими колонистами. Рожь, овес и ячмень – жизненно важные культуры в Европе были гораздо менее важны в Америках, где как альтернатива пшенице была уже широко распространена кукуруза. Помимо зерновых культур, европейские фрукты были одни из первых завезены в Америку. Испанцы всегда были любителями фруктовых садов и являлись хорошими садоводами, что было одним из полезных умений, перенятых ими от мавров, которые правили большей частью средневековой Испании. У немногих миссий и больших домов колониальной Америки XVI в. не было их гордости – фруктового сада, обнесенного стеной, где можно было ухаживать за европейскими экзотическими растениями. Оливковое дерево и европейскую виноградную лозу оказалось трудно выращивать на американской почве, хотя на Атлантическом побережье было найдено много местных видов дикого винограда, так что оливковое масло и вино были главными статьями ввоза в Новый Свет на протяжении всего изучаемого периода. С другой стороны, большинство знакомых видов цитрусовых были завезены сюда из Испании и с начала XVI в. широко и успешно выращивались. Благодаря (почти наверняка) испанцам в Вест-Индии также появились банан и, возможно, съедобный плантан (овощной банан). Дикий плантан растет в Карибском бассейне, а использовать его научились в конце XVII в.; его сочные стебли, разрезанные на куски и уложенные огромными вязанками под цепями бизани, служили кормом для животных, которых возили на кораблях в качестве источника свежего мяса в дальних экспедициях. Однако этот дикий плантан не является родителем хорошо знакомых культурных видов. Согласно Овьедо, банан был завезен в Вест-Индию приблизительно в 1516 г. с Канарских островов, куда его ранее завезли, очевидно, из тропической Африки португальцы или испанцы. Но это лишь предположение. Это растение, видимо, родом с Востока и могло попасть в Америку разными путями. Описание Овьедо сладкого фрукта, который едят сырым, явно применимо к настоящему банану, а не к крахмалистому плантану, который требует готовки. Возможно, испанцы завезли их оба; хотя Акоста, который писал о материковой Америке в конце XVII в., считал плантан аборигенной индейской культурой. И банан, и плантан стали необходимыми элементами пищи в тропической Америке, а бананы в наши дни – главная статья экспорта из Вест-Индии. Их легко могут выращивать крестьяне в районах с достаточным количеством осадков, так как они требуют к себе сравнительно мало внимания. Они могут давать урожай весь год, а их пищевая ценность поразительна.