Вот так.

С круглицкого забрала их заметили сразу – знать, ожидали. Встретили улюлюканьем.

– Лопату сюда! – расслышал Чурила хохочущий голос. – Лопату дайте, колодезник пожаловал!

Голос был вроде того самого Вячка, что приезжал с Радимом в Кременец. Со стены полетела добротная окованная лопата, съехала по отвесному склону холма, прочертила пыльную полосу, шлёпнулась на дорогу. Лют покраснел так, что не стало видно веснушек, а Чурила – точно не заметил.

Остановились перед воротами. Сверху высунулась лохматая голова – и впрямь Вячко! – и спросила, перекрывая гвалт:

– Зачем пожаловали, дорогие гости? Забыли что?

– Отвечай, – сказал Чурила негромко.

Лют встал в стременах. Новые, удобные были стремена, диво, не резали ногу сквозь мягкие кожаные сапоги. Лют звонким молодым голосом крикнул:

– Князь кременецкий Чурила Мстиславич с князем круглицким Радимом Радонежичем говорить хочет!

– Молодец, – похвалил Чурила тихо. А со стены отозвались:

– Князь наш Радим спит и будить не сказывал…

– Проснётся, донесём… если не позабудем!

Ох, какой смех сопроводил эти слова! Лют взвился в стременах как подстёгнутый – ответить. Но куда там. Железная рука князя взяла его за пояс, усадила обратно.

– А нам спешить некуда, – услышали наверху голос Чурилы. – Повременим!

Чурила Мстиславич проснулся от прикосновения к плечу и первым делом посмотрел на солнце: долго ли спал. Но нет, тени почти не сдвинулись.

– В трубу трубят, княже, – тихо говорил Лют. – Зовут!

Чурила сел.

– Пусть трубят…