Потом он взялся за кошель и вынул горсть плоских рубленых монет. Бросил их Любомире на колени.

– Такую же мне вышьешь, – показал он на кику. – А можешь если, так и лучше.

Она смотрела на него широко раскрытыми, удивлёнными глазами:

– Много больно, Годинович…

С другого двора слышался голос Халльгрима хёвдинга, пора было идти. Торгейр сказал:

– Ничего. Ждану Ждановичу что-нибудь купишь.

Когда они с Халльгримом переправлялись через реку, Торгейр вдруг толкнул его под локоть. Халльгрим прищурился и увидел на берегу, на городской стороне, своего сына.

С сыном была девушка.

Халльгрим нахмурился…

А Видга шагал по берегу и к лодкам, сновавшим туда-сюда, не приглядывался. Потому что рядом шла Смирёна.

– Хирдманны конунга были недовольны, – рассказывал он ей, придерживая у пояса меч. – Эти люди решили, что той дани, которую конунг собирал в обычные годы, не хватит и для них и для нас. Они боялись, как бы их не обделили. Твой Вестейн ярл кричал громче всех. Но Торлейв конунг показал себя отважным хёвдингом. Он сказал: тогда мы поищем новую дань. Скоро он отправится в поход, и мы вместе с ним. Отец сказал, что поеду и я. Я привезу тебе подарок…

Смирёнка тихо отвечала:

– Не надо, княжич… отберут у меня…

– Кто отберёт? – спросил Видга грозно.

Она робко пожала плечами:

– Да хоть Щелкан старый… отберёт и продаст.

Видга остановился.

– Отберёт, я кишки ему выпущу, старой собаке. И пусть Вестейн ярл требует с меня виру, если пожелает. Поняла?