– А разве в Библии не написано, что нельзя делать то, чем мы с тобой занимаемся иногда?

– Нет, там не написано, что нельзя это делать. Апостол Павел как-то издалека, с какими-то оговорками намекает, что это, дескать, не очень-то ему нравится. Вот и всё.

– А почему это ему не нравилось? Какой вред от этого?

– Так обидно ведь мужикам.

– А женщинам не обидно ложиться с теми, кто им противен?

– А кто мешает искать хорошеньких?

– Кто мешает? – вскричала панночка, – кто мешает? Совсем ты, что ли, сдурела? Мы себе разве женихов ищем?

– Да, – хмыкнула Ребекка, с досадой вынув изо рта трубку, – на это уж сказать нечего.

– Вот и дура ты! – с торжеством воскликнула панночка. Хотела что-то ещё прибавить, но тут раздался стук в дверь. Панночка вскочила. Рука Ребекки опять легла на эфес.

– Кого чёрт принёс? – заорала панночка.

– Это я, Микитка, – сказали из-за двери.

– Ты один?

– Один.

– Чего тебе надо?

– Я поросёнка принёс с поминок!

– Это другое дело, – произнесла Ребекка, не убирая, однако, руку со шпаги, – впусти его, госпожа!

Панночка сняла стальную щеколду. Микитка робко вошёл. Он, точно, нёс блюдо с весьма большим поросёнком, покрытым нежной розовой кожицей. За псарём, как обычно, шли две борзые.

– Поставь на стол, – приказала панночка, отпихнув ногою одну из них, полезшую к ней, – да попробуй только хоть что-нибудь уронить!

Микитка смущённо двинулся, как по струнке, прямо к столу. Он уже давно не хромал.

– Ну что, разве плох? – спросила Ребекка.