– Да что-то не спится.

– Видимо, мы тебя возбуждаем?

– Нет.

– Почему? Мы разве уродины?

– Нет. Я просто держу себя под контролем.

– Всегда?

– Всегда.

– Это очень мудро, – сказала Сонька, всаживая консервный нож в банку сайры, – если бы ты перестал себя контролировать, то к тебе стояла бы днём и ночью очередь из девчонок, и для покойников не осталось бы у тебя ни одной минуты!

Юльку разобрал смех, хоть ей было трудно стоять – побаливала нога. Вдобавок, со сковородки, куда она резала картошку, брызгало масло. Мишка смутился, но далеко не так сильно, как от позавчерашней просьбы принести паспорт. Вздохнув, он пробормотал:

– Да, у меня слишком много работы.

– Ах, бедный мальчик, – пробормотала Сонька, – наверное, тяжело себя контролировать в девятнадцать лет? Это ж самый пик мужской сексуальности! Говорят, гормоны играют так, что хочется трахать всё, что шевелится.

– Не хочу говорить на глупую тему, – попробовал отвертеться Мишка. Но из рук Соньки мог выскользнуть мало кто.

– А голые тётки тебе по ночам не снятся?

– Не снятся.

– Ты и во сне себя контролируешь?

– Перестань, – вступилась за Мишку Юлька, – с ума сошла? Он умрёт!

– Но мне интересно! Я думала – он не знает, зачем ему нужен член! А он, как ни странно, знает. По крайней мере, догадывается. Не пора ли ему узнать, куда член вставляется?

Хорошенько вытерев руки тряпочкой, Сонька стала задирать юбку сзади, с явным желанием демонстрацией своего нижнего белья, отобранного у Женьки, не ограничиться. Вот уж тут гробовщик, очевидно, понял, причём на своём примере, чем отличаются мертвецы от живых людей.

– Да идите вы! – пискнул он, и, соскочив на пол, побежал вниз. Две дуры-кобылы заржали вслед ему так, что лестница зазвенела и задрожала. Кончив стряпню, они прилегли. Но сон к ним не шёл. Было слишком весело. Побелевший Мишка вскоре вернулся.

– Что, подрочил? – участливо поинтересовалась Сонька, разглядывая его сквозь пальцы руки, лежащей на переносице.