– Я ходил в туалет, – огрызнулся Мишка.

– Понятно, что не в музей! Там дрочить нельзя.

Послав Соньку в задницу, Мишка лёг и уснул. Уснула и Сонька. А Юльке всё не спалось. Болела нога. Раньше она так не болела – может быть, потому, что никогда раньше Юльке не приходилось много часов подряд таскать вверх и вниз по лестнице двухметровые ящики, сбитые из невысушенных досок. Каждый ящик с крышкой весил побольше, чем сама Юлька. Сняв штаны и колготки, она взглянула снизу на бинт. Он был весь пропитан сукровицей и кровью. Эту проблему необходимо было решать как можно скорее. Собравшись с силами, Юлька встала, сменила бинт, и, спустившись вниз, хорошенько выстирала колготки, а потом села около санузла на упавший гроб, и, сгорбившись, зарыдала.

Не оттого вдруг хлынули слёзы, что разболелась нога. Юлька никогда от боли не плакала. Да, ей было тоскливо, но не тоскливее, чем обычно. К ней пришла мама. Мама смотрела на неё своими огромными, необъятно любящими глазами и также плакала. Значит, ей там было несладко. Она оттуда видела её, Юльку – с её скатившейся под откос судьбой, морщинками возле рта, пустыми глазами и выпирающими суставами. Она видела, как её топтали ногами, гнали с вокзалов, кололи через тупую иглу галоперидолом и называли помойной мразью. Так обращались с ней, с её дочкой, ради которой она жила целых двадцать лет и из-за которой жизнь её пресеклась. Юльке уже было тридцать два года. Она была вся больная. И у неё была только мама, которой не было.

А нога всё болела. Мама ушла. Пришёл врач. Пожилой, худой, с седыми усами. Он посмотрел на Юлькину ногу и раздражённо отвёл глаза.

– Нет уж, пусть лучше мне что-нибудь отрежут, чем ей! – послышалось где-то рядом. Странно – это был голос Соньки. А снег всё шёл за окном. Точнее, уже за дверью. В дверь постучали. Громко, решительно. Юлька вздрогнула, и, размазав по лицу слёзы, встала, чтобы открыть. На ней были только трусы с футболкой. Открыла. Остолбенела.

– Что ты здесь делаешь, Юля? – спросил Матвей.

Глава двенадцатая

Глава двенадцатая

Они шептались, сидя на перевёрнутом гробе. Матвей сказал, что продавец Игоря, сходив с ним, с Матвеем, в кафе, там проговорился, у кого Игорь берёт наждачку, и он, Матвей, пришёл скупить её всю. Юлька рассказала про туалет в Коломне, про Соньку с её подругами, про Лоховскую и про Мишку с его гробами.

– Вот это да! – произнёс Матвей, достав сигареты, – вот это встреча! Слушай, а почему ты плакала?

– Да нога разболелась после гробов. Пятнадцать часов вверх-вниз их таскала по этой лестнице! Они – мокрые, неподъёмные.