За обедом, который происходил поздним вечером, Сонька не отрывала от Юльки глаз. Наконец, спросила:

– Что у тебя с лицом?

– А что у меня с лицом?

– У моей столетней прабабки такое было, когда она траванулась газом, высунулась в окно подышать да вывалилась с десятого этажа прямо под колёса автобуса.

– А потом пьяный врач забыл в ней пинцет и сказал: «Фигня, ещё поживёт!» – предположил Мишка.

– Устала я, – объяснила Юлька. С трудом доев макароны с жареной колбасой, она поднялась, дошла до стола, и, вытянувшись на нём, сложила на груди руки, как отпеваемая. Ей необходимо было сосредоточиться. Но она увязла в воспоминаниях, словно лошадь в степной грязи – по самые стремена.

Она – вновь на мраморной лестнице, по которой так звонко цокают каблучки. Её каблучки. Она идёт по ней вниз – совсем ещё юная, при погонах, в синем мундире. Сотни людей встречают её улыбками, что-то ей говорят. Она отвечает. А вот опять шестьдесят восьмая, с её длиннющими коридорами и орущим медперсоналом. А вот уже другая больница. В ней медработники не орут, но иногда бьют, пристегнув к кровати ремнями. А вот – барак…

– Сыграй что-нибудь, – попросила Сонька. Она пила с Мишкой кофе.

– Нет, не могу. У меня нога ужасно болит.

– Ну, тогда лежи. Действительно, у тебя снизу на бинте что-то проступило. Может, мне в аптеку сходить за антибиотиками?

– Не нужно. Такое уже бывало. Откуда здесь можно позвонить?

– Да из ателье, – сказал Мишка.

– А где оно?

– Справа, через дом, за детской площадкой.

Была уж ночь. Кончив трапезу, Мишка с Сонькой укрыли Юльку старенькой телогрейкой и начали играть в карты. А лошадь всё продолжала месить копытами грязь, пока, наконец, не выбралась на утоптанную дорогу. Бледное лицо Юльки вмиг зарумянилось. Сказать лучше, оно покрылось красными пятнами.

– Сонька!

– Да?

– Ты можешь орать немножко потише? Я буду спать.

– Тебе ничего не нужно?

– Нет.