– Рагдай, – проговорил он, устало моргая, – мне очень нужно тебе кое-что сказать.
– Отстань от меня, Талут! Сейчас не могу.
Талут отвернулся и поглядел на коней, которые дорвались до свежей травы, затем – на ромеев. Они опять смыкали ряды, затягивая подпруги на лошадях, осматривая оружие, разворачивая знамёна подразделений. Цимисхий, который сменил коня, что-то говорил доместикам схол. Едва он закончил, от его свиты сразу же отделились несколько всадников. Это были столоначальник Пётр, Михаил Тирс, Георгий Эларх и сам Варда Склир. Четыре военачальника очень чёткой парадной рысью погнали своих коней прямо через поле, заваленное телами, к расположению русских войск. Георгий Эларх размахивал белой тряпкой.
– Парламентёры, – сказал Ратмир Святославу, который прямо из рук кормил Ветра сочной береговой травой, – должно быть, Цимисхий опять придумал какие-нибудь условия мира!
– Послушаем, – безразлично ответил князь. Наклонившись, он в очередной раз вырвал из земли целый сноп травы и дал его Ветру. Тот с удовольствием захрустел всей этой вкуснятиной. Подошли все тысяцкие и сотники. Они тоже заметили скачущих через поле парламентёров.
Осадив коней в десяти шагах от русского князя, ромейские полководцы спешились, сделали ещё несколько шагов вперёд, изысканно поклонились и вытянулись в струну.
– Великий архонт! – заговорил Пётр, неплохо владевший языком руссов, – благочестивый наш царь имеет к тебе одно предложение.
– Говори, – сказал Святослав, даже не взглянув на посольство. Он продолжал кормить Ветра. Белый арабский скакун кивал с благодарностью головой, бил в землю копытом правой ноги и храпел, жадно уплетая ромашки, мяту и клевер. Столоначальник продолжил:
– Благочестивый наш государь велел передать тебе следующие слова: «Великий архонт! Битва затянулась. Погибло столько людей, что больно смотреть. И погибнет больше. Зачем нам лить столько крови? Решим наш спор поединком – я, Иоанн Цимисхий, против тебя, Святослава. Выбор оружия – за тобою. Кто победит, тот будет владеть Дунаем!»
– Я не согласен, – тут же сказал Святослав по-гречески. Тысяцкие и сотники посмотрели на него дико. Ромейские полководцы переглянулись. Растерянность на их лицах стала заметна даже коню. Он перестал есть.
– Великий архонт, – проговорил Пётр, – ты, может быть, объяснишь, почему отказываешься? Иначе ведь пойдёт слух, что ты испугался!
– Да, я боюсь, – признал Святослав, – но только боюсь не Цимисхия, а зеленоглазой царицы, которую вы все предали. Феофано мечтает своими собственными ногтями содрать с Цимисхия кожу. Если она узнает о том, что я зарубил его в поединке – мне её гнева не избежать. А я не люблю вызывать недовольство красивых женщин. Уж лучше я вашего Цимисхия возьму в плен да и отведу его к ней на привязи, как барана! Пускай она разбирается с ним сама, как считает нужным.