Тулишэнь видел, что дзянгун Гагарин – хитрый царе- дворец и дерзкий вор. Ради выгоды он готов тайком поступиться достоинством правителя, но хочет сохранить его благорасположение. Такое возможно только в державе варваров. Но это не его, Тулишэня, забота. И он сам, скромный заргучей, и император Канси, владыка Чжунго, получат всё, что желали получить.

– Мой воинский отряд отправляется в Яркенд мыть золото, – вздохнув, рассказал Гагарин начистоту. – Но я могу превратить этот мирный поход в войну с джунгарами. Сохранит ли тогда богдыхан русские караваны?

Тулишэнь в недоумении поднял брови, снова разливая чай.

– Мой господин говорит, что своим мечом вы будете рубить дым, – перевёл Чонг. – Джунгары уклонятся от войны с вашим войском. Они знают, что царь Пётр им не враг, а поход на Лхасу им важнее защиты Яркенда.

– Чёрт! – вспылил Матвей Петрович. – Тогда скажи Тулишэню, что его старость будет на пустом рисе! Без караванов я не смогу с ним торговать, а ему наш торг был прибыльнее, чем мне!

Тулишэнь, улыбаясь, прижал ладони к груди и чуть поклонился.

– Мой господин просит снисхождения у господина наместника, – перевёл Чонг. – У него есть замысел.

Тулишэнь прошёл к своим дорожным сундукам, составленным в угол палаты, ключом открыл самый большой ящик, обитый медью, и достал шкатулку из слоновой кости, украшенную иероглифом «жёлтая цапля». В шкатулке на бархате лежала золотая пайцза Дерущихся Тигров.

– Помнит ли даотай этот знак императора?

Матвей Петрович, конечно, помнил. Такие ярлыки надменный богдыхан посылает разным мелким царькам, которые признают над собой верховную власть императора, как приказ начать войну с врагами Китая. Эту пайцзу Тулишэнь должен был повесить на шею Аюке. Аюка пайцзу не принял.

– Мой господин может оставить пайцзу в руках господина наместника, – пояснил Чонг. – Если джунгары узнают, что господин наместник получил пайцзу Дерущихся Тигров, они поверят, что войско господина наместника намерено напасть на них, и желанная война непременно состоится.

– А как они узнают? – глупо спросил Матвей Петрович.

– Пири-думай сам, дру-га, – улыбаясь, сказал Тулишэнь по-русски.

Тулишэнь, склоняясь, держал перед Гагариным открытую шкатулку. Матвей Петрович, сокрушённо вздохнув, вытащил пайцзу и повертел её.

– И тогда богдыхан сохранит наши караваны?

– Мой господин сделает для этого всё, что сможет, – заверил Чонг.

Чаепитие удалось.

Кузьма проводил Матвея Петровича на выход, услужливо открывая двери. Князь Гагарин остановился в арке «галдареи», огибающей Гостиный двор изнутри по второму ярусу. Внизу мельтешило торжище. Шапки, шапки, шапки, шапки, полосатые навесы бухарцев, головы и горбы верблюдов, спины и гривы лошадей, телеги с тюками, гомон. Матвей Петрович поглядел на небо над угловой башней. В синеве пушилось от солнца лёгкое облачко. Тяжёлая пайцза висела у Матвея Петровича на шее под рубахой и холодила грудь. Ох, грехи, грехи… Ведь он же сам суёт башку в пасть китайскому дракону. Это дельце с маленькой войной – вовсе не маленькое. Такого ещё не бывало. Никакой прохвост под рукой Петра Лексеича не устраивал подобной злоотчаянной перешкоды, даже Меншиков. Нужно господне заступничество.