– Простите, сеньор, что вы сказали?

– Давай… Шевелись.

Приказав своим занять посты, сержант удаляется. Моксон фонарем освещает трупы.

– Вот дьяволы, – бормочет он.

Тодд, который надевает дыхательный аппарат, поворачивается к нему; его лицо искажает вспышка гнева.

– Никогда так не говори, – жестко цедит он сквозь зубы. – Если у них хватило мужества сюда добраться, значит это настоящие мужчины.

Моксон смущенно моргает:

– О-о да, конечно… Прости, парень.

– На хрена мне твое «прости». Их уважать надо. И погаси ты наконец фонарь, его по всей бухте видно.

Тодд спускается на борт, отдает швартовы, урчит мотор, и катер удаляется к линии буйков.

– Мать твою, – шепчет Моксон с горечью. – Ну прям как будто эти мертвецы – его братья.

– Может, так оно и есть, – отвечает Кампелло.

Моксон оборачивается к нему, но заговаривает не сразу.

– Похоже, с этой девицей, которую вы арестовали, все не случайно, – произносит он наконец. – Тебе не кажется?

– Конечно. – Полицейский задумчиво подбрасывает зажигалку. – Ясное дело, не случайно.

Дженнаро Скуарчалупо поднимается на поверхность, снимает маску – лучше сказать, срывает – и жадно вдыхает свежий ночной воздух, хватает его ртом, словно рыба, выброшенная на берег, стараясь не потерять сознание от головокружения и тошноты. В легких такое жжение, будто туда залили кислоту, и он боится, что наглотался испарений натровой извести из фильтра дыхательного аппарата.

– Ты как? – шепотом спрашивает Тезео Ломбардо.

– Нормально.

– Уверен?