Но заснуть он не мог. Усталость была предельной, нервы взвинчены, и с закрытыми глазами и в темноте он все еще видел тот небольшой изувеченный труп. Он часто думал об Унчиде и об Уиноне, а в решающий момент даже больше, чем следовало. Теперь же он впервые чутко подумал о своем младшем брате, который, возможно, был мертв. Что пришлось пережить Харпстенне в стойбище за последние два года, когда Маттотаупа и Харка скитались в изгнании? Харпстенна остался без отца, хуже того, гораздо хуже: он считался сыном предателя и братом беглого. Харпстенна не обладал ни силой мускулов, ни выносливостью, чтобы завоевать себе уважение в дикой мальчишеской стае, и у него больше не было старшего брата, авторитет которого защищал бы его. Как часто тот же Шонка поднимал мальчика на смех! Может быть, теперь он был одним из лучников, которые спрятались в вигваме, чтобы отличиться в бою. Он был очень метким стрелком и с близкого расстояния мог пустить стрелу с убийственной силой. Чем больше Харка расписывал себе эту фантастическую картину, тем больше принимал ее за действительность. Конечно же, Харпстенне постоянно давали почувствовать, что он ни на что не годится, и тем самым в итоге загнали его в битву и в смерть, а белые мужчины жестоко покалечили его останки. Еще никогда в жизни Харка не чувствовал себя так близко связанным с младшим и более слабым братом, как в этот час, после того как ему самому, всегда победительному, впервые в жизни было сказано, что он лишен качеств будущего воина.

Джо издал какое-то восклицание, и Харка вздрогнул, потому что так глубоко погрузился в мир своих фантазий – и его оттуда вырвали. Но он не показал своего испуга, а лишь полуоткрыл глаза, чтобы посмотреть, что происходит.

– Привет! – сказал Джо. – Ты кто такой?

Тот, к кому он обращался, был мальчик лет десяти-одиннадцати, худенький, слабогрудый. Он стоял, видимый по очертаниям тени, в пяти шагах от Джо и Харки. Он был в мокасинах, кожаных штанах и куртке, прикрывающей пояс. Волосы, разделенные на пробор, были распущены, их удерживала только повязка на лбу. Одежда его была необычной; в это время года индейские мальчики уже не носили куртки. Он обрядился в праздничную одежду, украшенную вышивкой; это Харка мог различить и при свете луны и звезд. Харка узнал своего брата, о котором только что думал. Но не назвал его по имени, потому что не знал, хочет ли тот быть названным.

Харпстенна подошел к Харке.

– Это ты? – спросил он на языке дакота.

– Да, я.

– Я пришел сюда, – продолжал Харпстенна своим детским голосом, – потому что узнал, что вы здесь.