Охота на бизонов прошла благополучно, и добыча Харки оказалась особенно богатой. Он не только обеспечил себе беззаботную жизнь зимой, но мог делать подарки. У женщин теперь было много работы.

С Ситопанаки у него сложились ровные, дружеские отношения, похожие, скорее, на отношения между братом и сестрой. Они говорили друг с другом не чаще и не дольше, чем с другими. В присутствии Рогатого Камня Ситопанаки уже не краснела, не робела и не чувствовала себя скованной. А тому и в голову не приходило вечерами играть для нее на флейте. Однако за этими, казалось бы простыми, отношениями скрывалась сложная подоплека: речи и поступки Рогатого Камня нисколько не отличались от его чувств; что касается Ситопанаки, непринужденность и самообладание стоили ей невероятных усилий.

Гуляющий по Ночам, сын Мудрого Змея, не докучал ей больше своими ухаживаниями. Но Сойка Пересмешница часто перехватывала его взгляд, издали устремленный на Ситопанаки, и улыбалась, поражаясь этой неисцелимой и безнадежной привязанности.

Мустанг в болоте

Мустанг в болоте

Охота на бизонов закончилась, и Рогатому Камню больше ничто не мешало приступить к осуществлению собственных желаний. Время между Большой Охотой и началом зимы индейские воины обычно посвящали любимым увлечениям. Однако Рогатый Камень не торопился сделать то, о чем много думал и чего с нетерпением ждал от него Горный Гром. Горящая Вода тоже успел обратить внимание на эту странную медлительность и однажды вечером, у очага, спросил его:

– Что ты намерен делать до зимы?

– Я ожидаю решения шамана о том, будет ли одному из нас двоих – и кому именно – оказана честь принести жертву Солнцу.

– А если шаман не заговорит об этом до следующего лета?

– Мне надо еще найти своего отца и сообщить ему о том, что я стал воином, а еще что белые люди не искали нас у сиксиков и что Шарлемань сказал неправду.

– У тебя есть еще какие-нибудь важные дела?

– Когда я сделаю все, чего от меня ждут другие, я займусь охотой на буланого жеребца.

– Два первых дела очень важны. Я поговорю об этом с шаманом.

На следующий день вечером Рогатого Камня позвали в Священный вигвам. Он отправился туда не без волнения, так как чаще всего именно шаман принимал окончательное решение, а он не знал, будут ли учтены его собственные пожелания и к чему его обяжет совет старейшин.

В Священном вигваме в очаге горел огонь. Шаман предложил молодому воину сесть и долго пристально смотрел на него, не говоря ни слова. Дольше и пристальней, чем хотелось бы юноше.

– Рогатый Камень, ты многое скрываешь от нас, – произнес он наконец. – Я не спрашиваю тебя об этом. Но я должен сказать тебе, что Великое Солнце ждет твоей жертвы. Это лето уже прошло, но придет следующее, и мы отпразднуем жертву Солнцу. Топор войны зарыт. Не думаю, что мы поднимем его до следующего лета. Напротив, мы дадим знать шаманам и верховным вождям ассинибойнов и дакота, что хотим принести жертву Солнцу, и я думаю, они придут к нам, чтобы принять участие в нашем празднике.