— Тот, кому это уготовала судьба. Наш обычай запрещает мне раскрывать имя до того, как оно будет провозглашено завтра утром. Послушайте меня, сэр… вы не имеете к этому никакого отношения. Вы понимаете меня? Вы еще не являетесь гражданином. И не станете им до тех пор, пока не пройдет год с того момента, как вы ступили на землю Голгофы. Эта дата отмечена в моей книге. Поэтому ни один из наших ритуалов вас не касается.

— Вы не можете хотя бы сказать мне номер?

— Не могу и не буду. А теперь лучше займитесь своими делами… какими бы они ни были.

— Я умоляю вас, — протянул ДеКей. — Пожалуйста! Если я еще не гражданин, то и обычай на меня не распространяется. Кто пострадает от того, что я узнаю имя?

— Пострадает наша история, — возразил Фрателло. Его глаза, вокруг которых собралось множество морщинок, заискрили гневом, губы покривились. — О, я понимаю, почему вы так взволнованы! Почему я раньше этого не понял? Очень хорошо. Я скажу вам только одно: красная ракушка была выбрана одной из наших швей.

Эти слова ударили ДеКея наотмашь.

— Вы лжете, — выдохнул он.

— Я отвечаю на ваш вопрос, сэр.

— Это была Апаулина?

— Больше я ничего не скажу, и вы не приглашены на нашу церемонию.

— Я вам не верю! Это не может быть она!

— Имя назовут завтра. Но если вы осмелитесь присутствовать на нашей церемонии, — с твердостью в голосе произнес маленький человек, — то вас закуют в кандалы, посадят под замок и будут держать так, пока король Фавор не смилуется над вашим высокомерием. — Он одарил ДеКея жестокой и кривой улыбкой. — Признаюсь честно, мне доставило бы удовольствие видеть, как вас, англичан, доставят в подобающее место на острове.

— В каком смысле?

— В том смысле, что вас не мешало бы научить повиноваться нашим обычаям и указам короля Фавора. — Фрателло снова обратил внимание на корабль. Фигуры поднимались по веревочной лестнице и, похоже, поднимали кого-то на носилках. — Любопытно. Что же дальше? — Он резко повернулся к ДеКею. — У вас еще что-нибудь?

ДеКей покачал головой, чувствуя себя сокрушенным. Его вдавливала в землю огромная тяжесть, навалившаяся на плечи. Его шаги вверх по склону были медленными и тяжеловесными. Он вернулся в свою комнату, сел на стул в углу и подумал, что без власти и денег он ничто.

Апаулина. Дженни.

Одна была старше и находилась под угрозой, вторая, вероятнее всего, была давно потеряна: после того, как Дарра Мажестик продала ее в возрасте шестнадцати лет в дом Баттерси, он больше никогда ее не видел. Он пробовал спрашивать о ней, но это ни к чему пре привело, потому что люди и лица в этом бизнесе слишком часто менялись. К тому же у него было слишком много своих дел…